— По-моему, — сказал лорд Роули, — стоит поднять тост за наше воссоединение, хотя оно и будет недолгим.
— Недолгим, папа?
Лорд Роули не отвечал, ожидая, пока слуга выйдет из комнаты. Потом продолжил:
— Я специально приехал из Танжера, чтобы позаботиться о твоем будущем.
— Так вы были в Танжере? А я гадала, где же вы жили все это время.
— Я пробыл там всю зиму, — сказал лорд Роули, — но поскольку сейчас там чересчур жарко, я подумываю перебраться в Грецию.
— О, папа, разрешите мне поехать с вами, — взмолилась Дарсия, — я учила греческий, и мне будет полезно попрактиковаться для пополнения образования.
— Твое образование, если подразумевать под этим то, что можно почерпнуть из книг, вероятно, должно быть на сегодняшний день завершено.
— Очень хорошо; тогда вы тем более должны разрешить мне поехать, потому что я хочу быть с вами. Я люблю вас, папа, и считала месяцы, дни, секунды до того момента, когда мы вновь встретимся.
В глазах лорда Роули появилась нежность, которую мало кому из женщин удавалось увидеть в них.
В свои пятьдесят он выглядел лет на десять моложе и был, несомненно, очень красив, но это было не единственное, что в нем привлекало.
Яркий пиратский блеск в глазах, слегка сардоническая усмешка и какое-то озорное, бесшабашное отношение к жизни давали ему над женщинами власть заклинателя змей.
Он сделал глоток из бокала и сказал:
— У меня нет желания огорчать тебя, дорогое дитя, но мои планы прямо противоположны твоим, и хотя тебе, возможно, трудно будет в это поверить, я думаю о тебе, а не о себе.
Дарсия с тревогой посмотрела на него и очень тихо спросила:
— Вы не… хотите, чтобы я была рядом с вами, папа? Но мне почти восемнадцать, и я не могу дальше оставаться в пансионе.
— Мне это известно, — ответил лорд Роули. — И я вовсе не говорю, что не желаю видеть тебя рядом с собой, наоборот, я бы хотел этого больше всего на свете. Но сейчас я должен думать о твоем благе.
— Заботиться о моем благе — значит позволить мне быть счастливой, а вы знаете, что, чем бы вы ни занимались, я не буду вам мешать, я ведь и раньше никогда не была вам помехой.
— Тогда ты была еще ребенком, — заметил лорд Роули. — Выслушай меня внимательно, Дарсия, потому что это очень серьезный вопрос.
Он сел рядом с ней на софу и помолчал, подбирая слова, прежде чем заговорить:
— Я любил твою мать, как никого в своей жизни. Она была не только самой красивой женщиной, которую я когда-либо знал, но и самой разумной. — В голосе его послышалась горькая насмешка над собой. — Если бы она была жива, повесы Роули никогда бы не существовало, но она умерла, а я не мог позволить кому-то другому занять ее место.
— Поэтому вы так и не женились снова, да, папа? — спросила Дарсия почти шепотом.
— Да, поэтому, — согласился лорд Роули, — и еще потому, что так и не встретил никого, кто хотя бы чуть-чуть напомнил мне твою мать, за исключением тебя.
— Я рада, что похожа на нее.
— Именно потому, что ты похожа на нее, и потому, что я тебя люблю, — продолжал лорд Роули, — я обязан обеспечить тебе такое будущее, какого она хотела для тебя.
— Мама любила вас и хотела бы, чтобы мы не расставались, — быстро сказала Дарсия.
Отец покачал головой, и она почувствовала, что ее воодушевление пропадает.
Отправляясь в Париж, Дарсия была уверена, что снова начинается та жизнь, по которой она так истосковалась: бурлящая, полная красок, веселья и смеха, которой они с отцом жили, когда она была ребенком.
— Кое-что в отношении тебя я уже предпринял, — произнес лорд Роули совсем другим тоном. — Прежде всего я хочу, чтобы ты никоим образом не была связана со мной. У тебя появится новое имя, ты будешь идти собственным путем в мире, к которому принадлежишь, и тебе не будет помехой позорное клеймо родства с повесой Роули.
— Я не считаю позорным быть вашей дочерью! — сердито сказала Дарсия.
— Дорогое мое дитя, — ответил лорд Роули, — я не глупец. Я точно знаю, что обо мне думают люди, и это не только забавляет меня, но и, клянусь тебе, нисколько не задевает. Но я точно знаю, что это может свести на нет твои шансы достичь положения в обществе, а об этом я не могу думать без содрогания.
— Тогда не думайте об этом, — взмолилась Дарсия. — Если это не трогает вас, то и меня не затронет. Я прекрасно знаю, что о вас говорят люди, но, по-моему, они просто завидуют, потому что вы поступаете так, как считаете нужным. А твои друзья скорее всего будут так же добры ко мне, как тогда, когда я была совсем маленькой девочкой.
— Мои друзья, возможно, и будут к тебе добры, — согласился лорд Роули, — но двери домов, которые должны быть открыты перед тобой по праву рождения, закроются для тебя только лишь потому, что ты — моя дочь.
— Это не имеет значения. Лорд Роули покачал головой:
— Но в этих домах принимали твою мать, и они по праву твои, но при условии, что ты ничем не будешь связана с повесой Роули. Ты знаешь, что грехи отцов да падут на детей и в третьем и в четвертом колене.
Его тон был настолько серьезен, что Дарсия больше не стала спорить. Она только спросила:
— Так что, вы говорите, я должна сделать?
— Я обдумываю твое будущее уже долгое время, — ответил лорд Роули. — Через три недели, когда семестр закончится, ты нанесешь визит маркизе де Бьюлак в ее парижском доме.
— Кто она? — побледнев, спросила Дарсия. Отцовские слова были для нее ударом, но она совладала с собой, и ее голос, когда она задавала этот вопрос, звучал спокойно.
— Маркиза де Бьюлак, — ответил лорд Роули, — это женщина, которой ты сможешь доверять, и она будет единственным человеком среди тех, кого ты встретишь в своей новой жизни, кто будет знать о твоем подлинном происхождении.
Он сделал паузу, словно ждал, что Дарсия что-нибудь скажет, но, поскольку она молчала, продолжал:
— Маркиза — мой очень старый друг. Она вдова бывшего посла Франции при Сент-Джеймском дворе. Она знает всех мало-мальски значительных людей в Лондоне, и я не могу представить более подходящего человека, который может ввести тебя в высшее общество Англии.
— Я полагаю, — сказала Дарсия с легкой иронией в голосе, — что у маркизы есть весьма веские причины взяться за выполнение этой задачи?
Лорд Роули улыбнулся.
— Наши мысли движутся в одном направлении, — сказал он, — и мне нет нужды говорить тебе, что посол был очень экстравагантным человеком.
— Что-то в этом роде я и предполагала, — сказала Дарсия. — Но продолжайте, папа.
— Долгое время я размышлял над тем, как сделать твое имя знатным, не упоминая твоего настоящего титула.