Гремучий ручей - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Корсакова cтр.№ 41

Сначала он осмотрит территорию и все придомовые постройки, какие только сумеет отыскать. Это самое простое. А если ничего не выйдет, придется думать, как пробраться в дом. Как-нибудь проберется. С его-то умениями… Но это потом, сейчас нужно двигаться вперед, к дальней границе усадьбы, туда, где парк уже почти неотличим от дикого леса. Наверняка, где-то там и находится водонапорная башня.

Увидел ее Григорий довольно быстро, разглядел между рыжих сосновых стволов красную кирпичную кладку. Сама башня была высотой с трехэтажный дом, с виду казалась дикой и заброшенной, на крыше ее кое-где даже проросли мелкие кустарники и чахлая березка, узкие окна-бойницы были заколочены досками. Григорий обошел башню по кругу, остановился перед небольшой железной дверью. Здесь тоже имелся замок. Врезной, с виду новый, явно, немецкий. Зачем ставить замки на дверь, которая никому не нужна? Или все-таки нужна? Он осторожно подергал ручку, прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Кажется, даже сам лес вокруг затаился. Григорий сделал глубокий вдох, достал отмычки, топор сунул за пояс так, чтобы в любой момент можно было его выхватить. Как говорится, береженого и Бог бережет…

Дверь открылась тихо, совершенно без скрипа. Значит, пользовались ею регулярно. Внутри царил такой густой сумрак, что глазам пришлось к нему привыкать. На случай кромешной темноты Григорий прихватил с кухни огарок свечи, но света, просачивающегося через щели в досках, хватало, чтобы осмотреться. Сначала ему показалось, что вся каменная утроба башни забита каким-то разнокалиберным железным хламом, потом он разглядел огромный паровой котел, от которого отходили чугунные трубы, и только потом увидел узкую винтовую лестницу, уходящую вверх. Судя по ржавчине, паутине и мусору, водонапорной башней пользовались разве что самые первые хозяева, а у новых, похоже, руки до нее еще не дошли.

Григорий сделал осторожный шаг, под ногами заскрипели осколки битого кирпича, а высоко над головой заметались черные тени. От неожиданности он шарахнулся в сторону, едва не упал, зацепившись ногой за одну из труб, и больно приложился плечом о железный бок парового котла. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что мечущиеся над головой тени – это всего лишь летучие мыши, обосновавшиеся под крышей на зимнюю спячку. Зима закончилась, летучие твари начали просыпаться.

Григорий чертыхнулся, оттолкнулся рукой от котла, брезгливо смахнул с ладоней ржавчину. Наверное, своим вынужденным кульбитом он что-то нарушил в этой вековой махине, потому что круглый люк, в который в стародавние времена загружали уголь, с пронзительным скрипом отворился. Отворился, потому что был закрыт не слишком плотно, может быть, даже в спешке. Григорий уже прошел мимо, сразу устремившись к лестнице, чтобы осмотреть усадьбу оттуда, с высоты птичьего полета. Было очевидно, что Митяя тут нет. Если бы был, то уже наверняка отреагировал бы на этот грохот. Как бы то ни было, но уходить, не осмотрев нутро башни самым тщательным образом, Григорий не собирался. Просто он хотел начать осмотр сверху. Но тут открылся люк, и из его черных недр вырвался едва уловимый тошнотворно-сладковатый запах. Григорий отшатнулся во второй раз, зажал нос рукавом пальто.

Чуйка, его хваленая чуйка, криком кричала: «Не подходи, не заглядывай в этот черный котел! Беги отсюда, куда глаза глядят! Спасайся, идиот!» А он, зажимая левой рукой нос, правой вцепился в рукоять топора и осторожными шажками приближался к зияющей пасти котла. Единственное, что он пока никак не мог заставить себя сделать, это посмотреть. Для того чтобы посмотреть, нужно было распахнуть люк. На это нехитрое действие ушли почти все его силы: и физические, и душевные.

Люк он пнул ногой, и тот с металлическим лязганьем ударился о стену котла. Лязг этот тут же подхватило эхо и, кажется, летучие мыши. Прежде, чем посмотреть, Григорий крепко зажмурился. К эху добавилось гулкое уханье собственного сердца. Надо решаться…

…Из открывшегося люка свешивалась рука. Тонкая, узкая девичья ладошка была сжата в кулак. Синие ногти впились в синюю же кожу. Исполосованное, растерзанное запястье зияло черной раной.

Григорий застонал, присел перед люком на корточки, снова силой заставил себя смотреть. Лиза, та самая девочка, которую «отпустила» старуха. Вот, значит, куда отпустила…

А за девочкой еще… девочка. Кажется… Но нужно убедиться.

У Григория так дрожали руки, что свечку он зажег не с первого раза. Зажег, поднес к черному провалу, посветил…

Три… Три девочки, как поломанные куклы, спрятанные в темный угол за ненадобностью. Те самые, которые пропали. Снаружи холодно, а в башне, кажется, еще холоднее, поэтому запах разложения пока не слишком сильный. Или Григорий просто привык? Можно к такому вообще привыкнуть? Ради Митяя придется. Он должен знать, что случилось с этими бедными девочками. Должен знать, как они погибли. Если на шеях у них те же самые раны, что и у Зоси… Если он сможет себя заставить посмотреть в эти мертвые глаза, если сможет дотронуться до полупрозрачной, точно стеклянной кожи…

Заставил. На шее у Лизы тоже были раны – рваные, с обескровленными, запекшимися краями, почти такие же, как у Зоси…

Дальше действовал кто-то другой. Может быть, его хваленая чуйка. Этот кто-то захлопнул люк, привалился к нему спиной, словно сдерживая тех, кто вот-вот готовился открыть свои мертвые черные глаза. Этот другой в мгновение ока понял, что нужно запереть этот люк, и запер дрожащими, измаранными в ржавчине, точно в крови, руками.

– Вот так… – сказал этот кто-то голосом Григория. – Вот так, мои хорошие.

Он задраил люк парового котла, на негнущихся ногах поднялся по винтовой лестнице, перешагивая местами прогнившие деревянные ступени, а потом долго и очень внимательно осматривал площадку на самом верху. В заколоченные досками бойницы свет проникал едва-едва, а вот холод пробирался запросто. Не потому ли на деревянном настиле лежало серое армейское одеяло? Здесь, в башне, кроме мертвых девочек держали кого-то еще. Живого! Разумеется, живого. Потому что мертвым не нужна вода, превратившаяся в лед на дне алюминиевой кружки. Потому что мертвым незачем вырезать на прогнившей доске засечки, отмечая число проведенных в заточении дней. Засечек было много. Григорий насчитал больше сорока, а потом сбился со счета, но несколько последних были словно бы особняком, как будто, сделала их уже другая рука. Эти Григорий пересчитал с особой тщательностью, по каждой провел пальцем, чтобы почувствовать, убедиться, что это не обман зрения.

Все получалось. По одной насечке на каждый день, с того момента, как пропал Митяй… Значит, был он здесь, еще недавно был! Григорий вспомнил, с кем он здесь был, и волосы на загривке снова зашевелились. Его живой сын и три мертвых девочки. Может быть не до конца мертвые… Но думать сейчас нужно о другом. Митяя нет в башне, и в том чертовом паровом котле его тоже нет, а это значит, что есть еще надежда, что он все еще жив. И насечек столько, что сразу понятно, что чудовище, рыщущее по лощине, – это не его сын.

– Я найду, – сказал Григорий шепотом. – Слышь, Митька, я тебя найду!

Ответом ему стал лишь шорох кожистых крыльев, летучие твари все никак не могли успокоиться.