Цивилизация запахов. XVI – начало XIX века - читать онлайн книгу. Автор: Робер Мюшембле cтр.№ 15

Нос — это особая часть тела. Благодаря современной науке мы знаем, что он напрямую связан с мозгом. Интеллектуалы эпохи Возрождения полагали, что он тесно связан с сексуальностью. Когда Рабле говорит, что размер носа соответствует длине фаллоса, он отнюдь не шутит, даже если при этом создается комический эффект ^[91]. Джамбаттиста делла Порта, итальянский эрудит, специалист в области физики и оптики, убежденный аристотелианец, более серьезно объясняет этот феномен в работе, написанной на латыни и опубликованной в 1586 году. Эта работа имела большой международный успех. Он отмечает «известную пропорциональность отдельных частей тела носу». Мужчины с длинным и мясистым носом имеют соответствующих размеров половой орган, ноздри указывают на размер тестикул. Эта теория могла бы понравиться Сирано де Бержераку. Автор делает вывод, что о признаках мужской сексуальности можно судить по тому, что находится в центре лица. В то же время обладатели курносых, коротких и плоских носов не рассматриваются как чемпионы в сексе и часто бывают обвиняемы в том, что из их носов воняет: как сказали бы сейчас, обоняние посылает сигнал опасности потенциальным партнершам, что подтверждается зрением. Что же касается похотливости женщин, то в XVI веке ей не нужны зримые доказательства — она считается само собой разумеющейся для всех дочерей Евы. Однако для удобства — или для удовольствия — самцов Порта пишет, что «открытость рта, полнота или, возможно, тонкость губ женщины говорят и о такой же открытости, полноте или тонкости других ее губ».

От носа Эстор де Больё, будущий протестантский пастор, с легкостью переходит к «нижним этажам». Он без всяких комплексов восхваляет испускание кишечных газов, чего «не избегают ни папа, ни король, ни герцог, ни принц», а «пуки моей любовницы согревают поясницу». Запретов не существует ни для кого, разве что для злюк и жеманниц, «сжимающих ягодицы»:

Еще с большим воодушевлением описывает он заслуги зада, «сюзерена» всего тела. Многие доктора «спрашивают его мнения», чтобы определить природу заболевания, а затем часто берут его в союзники для излечения, «вставляя в него свечи, присыпая присыпками, умащивая маслами и ставя клистиры». Он в подробностях рассказывает о чарах красивых женских задниц, особенно пышных, «по парижской моде», колыхание которых при ходьбе представляет собой самый мощный эротический призыв. Его также веселит обнаруженное малоизвестное женское превосходство:

В заключительной части, переходя к главному, он описывает естественные телесные функции зада в раблезианской манере, одновременно научной и эпикурейской:

Некий анонимный автор тоже написал блазон о заднице. По его мнению, зад — господин всех чувств и восстановитель благополучия тела. Автор добавляет, что «красота идет изнутри». Игра слов здесь глубже, чем может показаться. Первая интерпретация, буквальная, изложена в тексте:

Второй смысл шутки — в использовании человеческих экскрементов и урины в косметических целях, что очень приветствовалось врачами эпохи Возрождения.

Авторы блазонов о женском половом органе проявляют меньше блеска, но также совершенно не закомплексованны: вот, например, Гийом Буштель:

Гуманисты эпохи Рабле и Ронсара — ни в коем случае не зануды. Они доказывают полноту своих жизненных сил, без колебаний называя вещи своими именами. Их творения полны всеми запахами мира, в том числе запахами самых разных человеческих выделений и подчас разнузданного секса. Не питают отвращения к «веселым материям» и художники — представители фламандской и голландской живописи. Их бурлескные изображения — некий коммуникативный код, разделяемый с представителями высших слоев общества, куда не допускалось большинство людей из народа: ведь покупатели веселых книг раблезианского толка — это не крестьяне и не 90 % населения, бывшие в ту пору неграмотными. Картины и эстампы — также не для бедняков: у них нет ни средств для их покупки, ни, как правило, необходимых знаний, чтобы что-то в них понять. Таким образом, Рабле не последний интеллектуал на защите народной культуры. Напротив, он принадлежит к доминирующей ветви гуманистов-энциклопедистов, испытывавших сильное влияние античных идей и, как следствие, готовых к воскрешению языческих богов. Христианская цензура зорко следит за вымарыванием непристойностей из книг Маро, запрещает юношеские стихи Ронсара. Но запретами, а также скатологическими и эротическими табу цензоры не могут помешать формированию философии, которая толкует о стремлении к физическому счастью: это направление разрабатывалось на протяжении всего века.

Лишь распадом этого движения, близкого к гуманизму Эразма, объясняется ссылка выживших книг в библиотечный ад, где они и пролежали до недавнего времени. Победители иногда уничтожали, чаще — вымарывали или закрашивали то, что полагали неприличным, в особенности это касалось изображений. В 1563 году Тридентский собор начинает наступление на наготу, ведомое армией предков мольеровского Тартюфа. Им было поручено прикрыть гениталии на статуях. В дальнейшем цензура усилилась. Благонамеренным буржуа не нравилось зрелище мочащихся или испражняющихся персонажей, которые часто встречались на картинах Брейгеля и его последователей. Они просили ретушеров скрыть эти сцены. Такая судьба постигла две картины голландского художника Исаака ван Остаде. На одной из картин, датированной 1643 годом, изображалась деревенская ярмарка, церковь, а чуть поодаль в нижнем правом углу некто, сидя на корточках, справлял большую нужду на виду у собаки. Картина принадлежит английской короне. Предположительно около 1903 года, в начале царствования Эдуарда III, эта сцена была скрыта изображением кустарника. К выставке, проходившей в Бэкингемском дворце в 2015 году, картина была отреставрирована и первоначальная сцена восстановлена. На другом полотне, датируемом 1641 годом, крестьянин потрошит свиную тушу, подвешенную за ноги неподалеку от входа на ферму. В 1969 году картина была куплена в Амстердаме богатым американцем — и после реставрации, проведенной в 2014 году, оказалось, что одетый мужчина, изображенный сидящим в левом нижнем углу на стуле, первоначально сидел на корточках и испражнялся ^[92].