Черный ферзь - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Савеличев cтр.№ 31

Сворден Ферц посмотрел на поляну, где Навах колдовал над инерциальным передатчиком, Планета лежал на земле, задрав ногу на ногу и покачивая тяжелым ботинком, а Кудесник чем-то подкармливал свою птаху. Не хватает только стяга с болтом – не дать, не взять – экспедиция Следопытов на привале.

Послышалось шуршание – Шакти перебралась поближе, почти коснувшись его локтем. Сворден Ферц подсмотрел – в отчете она продвинулась не дальше его.

– Не знаю, что писать, – призналась она. Постучала стилом по бумаге, пытаясь выправить его заусенцы. – Ужасное стило. Ужасная ситуация. У меня дар создавать ужасные ситуации. Если бы кто-то замыслил нечто ужасное, то без меня он не обошелся.

– Между вами… – начал было Сворден Ферц, но осекся, почувствовав как на него обрушился ледяной ветер. На какое-то неуловимое мгновение ему вдруг привиделась какая-то совсем уж невозможная картина – свинцовый расплав океана, пустынный берег с похожим на пожелтевший зуб айсбергом, который вломился туда тысячи лет назад и так и намерен простоять там еще тысячи лет, в унылой, жухлой дали возвышаются неприютные горы, над которыми торчат нечто совсем уж невероятное – узкие, длинные хлысты, похожие на тараканьи усы, если можно вообразить себе такого колоссального таракана.

– Спрашивай, – Шакти выводила по бумаге линии. – Если хочешь…

Только она этого не хотела – Сворден Ферц ясно слышал как где-то глубоко внутри себя она кричит: “Молчи! Прошу тебя – молчи!”

Навах оторвался от передатчика и посмотрел в их сторону. Сворден Ферц виновато опустил очи долу. Навах укоризненно покачал головой.

– Смешно, – сказала Шакти. – Смешно и мерзко. Во имя интересов человечества, прогресса науки и всеобщего счастья нужно рассказать – почему ты разделась догола на глазах у мужчины. Почему завлекла его в лес, почему обнималась с ним… Если бы только рассказать… Нужно описать малейшие оттенки собственных переживаний, разложить их по полочкам, классифицировать, налепить ярлыки. Как в музее. Холодным скальпелем разума препарировать душу. Еще раз обнажиться. Перед всеми, а не перед тем, кого ты хочешь…

Больше она не произнесла ни слова, начав писать, зло и яростно покрывая бумагу плотной вязью закорючек, отчеркивая наиболее важное и вымарывая второстепенное. Она словно вступила в сражение с гораздо более сильным противником, поставив свой шанс победы не на точный расчет, не на хитрость, а на отчаяние и безнадежность. Ее лоб и верхнюю губу покрыли крохотные капельки пота. Заправленная за ухо прядь волос выбилась и свисала по щеке. Серые, почти прозрачные глаза блестели, а в уголках собирались предательские слезы, которые приходилось вытирать дрожащими пальцами.

Белобрысый сероглазый мальчуган присел напротив него и взял исписанные листы бумаги. Нахмурился, зашевелил губами, читая про себя отчет.

– Плохо, очень плохо, – вынес вердикт, но затем, кажется, немного смягчился. – Вот это хорошо – озеро, ночь, романтика, зорька, а все остальное – плохо. Как-то вяло, без огонька.

Мальчуган встал, вздохнул, потянулся, как после не слишком трудной, но весьма надоедливой работы, хлопнул по башке стоящего рядом зверя – еще очень молодого, не заматеревшего.

– А тебя-то кто просил вмешиваться, дурашка? – ласково спросил мальчуган.

– Мне… Мне… – зверь замялся, и Свордену Ферцу показалось, что таким образом тот излагает свое, звериное мнение на зверином языке, но огромноголовое собакообразное вдруг совершенно ясно произнесло с извиняющимися нотками:

– Мне показалось, так будет лучше. Неизвестность сближает, маэстро.

Мальчуган передернул плечами и сунул зверю под нос пачку листов:

– Неизвестность сближает, неизвестность сближает, – передразнил он. – Найди хоть одно подтверждение столь спорному тезису!

Зверь прищурил глаз, а другим посмотрел вверх. Могучие складки собрались на огромном лбу. И внезапно до Свордена Ферца дошло, что зверь кривлялся. Даже умение говорить этой невероятной твари произвело не такое сильное впечатление, как умение действовать в том же эмоциональном поле, что и человек.

Ни одна из гуманоидных и уж тем более негуманоидных рас не обладала подобным умением: вот так, сразу устанавливать эмоциональное взаимопонимание – пожалуй, самое трудное, что только может быть в Контакте. Если теорема Пифагора являлась вселенским инвариантом – своего рода опорой для cogito-Контакта, то для seel-Контакта подобных инвариантов не существовало и существовать не могло. Но зверь легко преодолел пропасть.

– Маэстро, мы ведь только начали. Всегда есть возможность переиграть по новому.

Мальчуган взял зверя за нижнюю челюсть, пристально уставился в золотистые глаза. Задние лапы подвернулись, и зверь как-то неловко сел на траву.

– Уж не этого ли ты добиваешься, хитрюга?

Хитрюга потупился. Длинным языком облизал пересохший нос.

– Дай-ка подумать, – мальчуган перехватил зверя за маленькие уши, потряс из стороны в сторону. – Дай-ка подумать. Ага! Вот оно что! Собаки-то тебе чем не угодили? Миленькие одичавшие создания?

– Мерз-з-з-з-кие твари, – буквально прошипел зверь. В неуловимое мгновение он преобразился из хитрована-увальня в пышущего злобой хищника. Губы его растянулись, обнажая плотный ряд острейших зубов.

Но мальчуган нисколько не испугался, наоборот – рассмеялся.

– Ну, ну, мелкий ревнивец. Разве тебе мало всемогущества? Вечных скитаний? Бесконечного веселья? А может тебя превратить в созвездие Гончего Пса? Пара пустяков! Посветишь с десяток миллиардов лет, на своей шкуре узнаешь вкус космологической постоянной.

– Не люблю я светиться, – буркнул зверь.

– Знаю, знаю, – махнул рукой мальчуган. – Вы любите быть с сильными, да? Человечество кстати подвернулось вам под лапу, и вы его охотно сопровождали по всей вселенной, пока не появились мы.

– А кто не хочет быть на стороне сильного? – пробормотал зверь и принялся вылизываться. – Съешь ты или съедят тебя.

– Глубокоуважаемый Псой Псоевич, да вы мыслитель! – покатился со смеху мальчишка. – Понабрался ума-разума в небесных сферах и хрустальных чертогах!

Зверь промолчал, лишь зыркнув из-под сморщенного лба.

– Утомительный уровень, – пожаловался мальчуган, обмахиваясь бумажками. – Постоянно забываешь ради чего вновь напялил личину. Ты не в обиде? Назначал встречи, назначал, а сам не приходил, не приходил. Слишком уж интересно в тех мирах. Мирах, – повторил он, склонив голову набок, словно пробуя слово на вкус. – Мирах… Ужасно бедный и блеклый язык. Все равно что объяснять тонкости квантовой механики по-неандертальски…

Зверь кашлянул, мальчишка прикрыл ладошкой рот:

– Прости-извини. Не хотел тебя обижать. Отвыкаешь от всех церемоний, от роскоши человеческого общения… – последние слова он произносил, едва сдерживая рвущийся наружу смех. На глазах аж слезы выступили.

– Нечего на рожу пенять, коли зеркало криво, – заявил глубокоуважаемый Псой Псоевич. – Демиург, сотвори себя сам.