– Нет-нет-нет-нет, не говори мне “нет”! – пробурчал под нос Сворден Ферц, согнал с лица стрекоз и сел. Голова слегка кружилась. Сорванная травинка пахла медом, но на вкус источала такую горечь, аж скулы сводило.
Трава оказалась даже выше, чем представлялось по первому разу. Кое-где она доставала Свордену Ферцу до пояса, но чаще всего почти скрывала его с головой, и приходилось вставать на цыпочки, только бы посмотреть на несколько десятков шагов вперед.
Зной повис над лугоморьем тяжелой неподвижной тучей. В ней лениво барахтались крылатые насекомые – уже знакомые стрекозы, огромные бабочки, плавали шары жужжащей мошкары, которые Сворден Ферц старался по возможности обходить подальше, но те словно чувствовали присутствие потного двуногого существа, выбрасывали в его сторону плотную, мельтешащую псевдоподию, что неизменно шлепала его по щеке. Но кроме столь вызывающе фамильярного поведения мошкара больше ничем себя не проявляла.
Иногда трава расступалась, и Сворден Ферц оказывался перед крошечным, идеально круглым озерцом. Вода в нем казалась черной, но на поверку – очень чистой и пригодной для питья.
Выбрав озерцо более-менее по размеру, Сворден Ферц шагнул в него и не обнаружил дна. Он словно очутился в колодце с твердыми, бугристыми стенками. На глубине вода обжигала холодом, но после жары это было невообразимо приятно. Выныривать не хотелось. Лишь промерзнув до костей и ощутив покалывание в икрах – предвестники возможных судорог, он всплыл на поверхность. Однако запасов бодрящего холода хватило ненадолго – сделав несколько шагов сквозь заросли луговой травы, Сворден Ферц вновь покрылся плотной сеткой пота.
Порой попадались странные сооружения, похожие на известняковые глыбы, из которых кто-то когда-то вытесал кубы, но время безжалостно изгрызло из ребра и грани.
При ближайшем рассмотрении они производили совсем другое впечатление. Чудилась в них какая-то скрытая мощь неподвластного человеческому разумению смысла. Хотя, казалось бы, каменюка каменюкой – поставили ее здесь давным-давно, так и торчать ей здесь до скончания времен, а точнее – до тех самых пор, когда время обглодает их останки до небытия.
Ладони ощущали жаркую шероховатость окаменелой древности, но где-то в глубине монолита еле заметно, на грани восприятия, а, пожалуй, даже и за гранью, там, где властвуют интуиция и самая безудержная фантазия, пульсировало нечто, будто огонек угасающей на ветру свечи.
Пересилив себя, Сворден Ферц забрался на монолит и осмотрелся в поисках еще таких же. Они торчали там и тут, то собираясь группами, то поодиночке, еле просвечивая желтизной сквозь буйство разнотравья. Никакой закономерности в их расположении не обнаруживалось, то ли она вообще отсутствовала, то ли была чересчур сложна для столь поверхностного взгляда, а может множество таких валунов уже окончательно рассыпалось, навсегда разрушив замысел древних зодчих.
Сначала он услышал. Хруст травы. Всполохи стрекотания насекомых, будто кто-то потревожил их дрему. Какой-то необычный шелест и глухие удары, точно в барабан. Затем почувствовал подрагивание глыбы, на которой он все еще стоял, разглядывая белый клык. И только потом увидел, как по морю травы покатилась рябь, а затем на поверхности возникли серые пятна и начали неторопливо дрейфовать в его сторону.
Сворден Ферц принюхался и почувствовал перечный привкус чего-то большого, живого, травоядного и неторопливого. Именно так. Воображение с суетливой услужливостью тут же подкинуло картинку огромных созданий на коротких ножках, с нелепыми башками и раззявистыми пастями, сгребающими без разбора траву, насекомых, мелких животных. Луговые дервали, так сказать. Сворден Ферц отколупнул от глыбы кусочек и принялся перекидывать его из руки в руку. Слезать вниз он пока передумал.
Стадо повадками и впрямь походило на дервалей. Самые большие особи двигались впереди и по бокам. Их морщинистые спины то выступали над поверхностью густого разнотравья, то скрывались под ним, словно зверь нырял на глубину растительного моря за порцией корма. Между ними маленькими и совсем крохотными островками дрейфовали молодняк и самки. Впрочем, Сворден Ферц поручиться за это не мог – возможно, в здешней стадной фауне царил разнузданный матриархат, и именно самки крупными тушами прокладывали фарватеры по лугоморю.
Когда один из зверей с хрустом и посапыванием протопал вблизи валуна, на котором расположился Сворден Ферц, тот не удержался и кинул камешек.
Удивительно, но зверюга почувствовала легкий удар рыхлого песчаника, так как немедленно остановилась, по морщинистой шкуре прокатилась волна дрожи, а над поверхностью травы взметнулась башка. Сворден Ферц тут же пожалел о содеянном. Воображение его подвело.
Испачканные зеленью жевала растопырились, челюстные ухваты угрожающе защелкали, буркала мрачно побагровели.
– Но-но, – предупредил Сворден Ферц. – У меня разговор короткий. Если что, сразу пуля.
Зверюга на пустые угрозы не купилась. Тяжело развернувшись, как подбитая на одну гусеницу баллиста, она двинулась к валуну. Только сейчас Сворден Ферц сообразил, что все остальное стадо прекратило движение. Воцарившую напряженную тишину нарушала лишь тяжелая поступь обиженной фамильярным обращением зверюги.
Чутье подсказывало: бежать не стоит. Несмотря на кажущуюся неповоротливость, проскальзывало в животном нечто, указующее на то, что при крайней необходимости зверюга могла действовать очень резво. Наступила ли сейчас подобная крайняя необходимость Сворден Ферц проверять не решился. Он лишь замер, цепко наблюдая, как приближается раздосадованное животное.
– Туд-ду-дут! – глухо взрыкнуло сбоку от валуна.
В широком лбу зверюги образовалось три аккуратные дырки. Удары оказались настолько сильными, что животное не только остановилось, но и вскинулось над травой, готовое перевернуться. Две передние пары лап замолотили по воздуху. Лишь чудом зверюга удержала равновесие, но тут всаженные в башку заряды полыхнули, и обезглавленная туша тяжко обрушилось в траву.
Выдохнув, Сворден Ферц вытер с лица пот. Почувствовав в коленях предательский намек на слабость, он сел на корточки.
Огромный карабин звякнул о камень, а затем чертиком из табакерки на поверхности возник крохотный человечек. Так, во всяком случае, подумал Сворден Ферц, хотя за точность метафоры не ручался, поскольку имел самое смутное представление о том, как же эти чертики выскакивают из присно памятной табакерки.
Схватив карабин за ремень, человечек подошел к краю камня (небрежно волоча оружие за собой) и посмотрел на лежащую тушу.
– Извините, – сказал он. – Но я думал все обойдется.
– Ничего страшного, – вежливо ответствовал Сворден Ферц, и лишь когда человечек с недоумением оглянулся, он понял, что слова извинения обращены отнюдь не к его персоне. Антропность мира дала очередной сбой. – Я не хотел, – попробовал тогда оправдаться Сворден Ферц. – Всего лишь камешек… у него ведь такая шкура…
Человечек странным движением руки прервал его лепетание. Плавным движением как будто собрал что-то невидимое вокруг себя в кулачок. Дух виноватости, что ли, поскольку Сворден Ферц немедленно ощутил – да, сглупил, но жизнь продолжает идти своим чередом.