– Глупые они.
– И даже не говори, дитенок, – ответил Лимон.
Чарли разрывался между ужасом и облегчением: его дорогая маленькая дочурка обсуждает глупость троицы кельтских богинь смерти со мстительным буддистским божеством, переодетым в цирковой фрукт.
– Лимон, хватит уже этой чепухи, – сказал Мятник Свеж. – Сейчас давай-ка отправь эту маленькую девочку вниз. А мы с тобой во всем разберемся.
– Не могу так, брательник. Мне она надобна для того, что я должен сделать. Ты ж знаешь, что она – Большая С, верно?
Мятник Свеж оглядел своих спутников. Если Лимон не знал, что Софи утратила свои силы, ему не казалось, что сообщать сейчас об этом – хорошая стратегия.
– Ну вот и они. – Лимон повернулся и посмотрел на мост. Вверх по бетонным пилонам к стальным тросам и аркам, тлевшим от неонового потока безумных духов, пробирались три темных мазка. – Им только нужно убрать одно препятствие у меня на пути, и мы туточки все уладим. Те бедные души освободятся, и какую б херню вы туточки ни заварили, она станет целиком расхлебана. Все будет просто зыко. В порядке. Сучкам только нужно порвать себе Вора Духов. Рассчитываю, что когда его найдут, окрепнут они уже что надо. Несколько душ это будет стоить, благослови их сердчишки.
Чарли услышал, как у него в кармане зажужжал телефон, и проверил: “Лили”.
– Придержите эту мысль, – сказал он. – Мне нужно ответить.
Лили произнесла:
– Ашер, я на городской линии с Майком Салливэном. Он говорит, что духи на мосту стали совсем неуправляемы и на них движется какая-то темная сила.
– Это Морриган.
– Ну так останови их.
– Они как бы вне зоны доступа.
Чарли глянул через плечо. Темные мазки теней, которые были Морриган, добрались уже почти до стальной арки у них над головами. Призраки – или свет – или свет призраков – казалось, приближались к ним, роясь над аркой, огибавшей сверху форт.
– Лимон говорит, они собираются порвать Вора Духов. Передай Майку.
Чарли услышал, как где-то на том конце Лили говорит что-то в свою головную гарнитуру.
– Передала, – сказала она.
– Что он ответил?
– Сказал, что это дичь какая-то.
Все они наблюдали, как темные мазки, бывшие Морриган, обрели форму тучи черных птиц, после чего преобразились в знакомые женские фигуры. Морриган теперь стояли на балочных фермах арки в вышине, но грозный прилив духов продолжал на них катиться валом, пока темные силуэты Морриган не засветились, затем не запульсировали все ярче и ярче. И наконец все три лопнули, словно мыльные пузыри, черные конфетти – или же крохотные перышки – разлетелись тремя отдельными взрывами, будто негатив фейерверка, сделанного из темноты. В небе под мостом открылась эллиптическая линза – обман света. Конфетти из Морриган просыпались в нее, и линза сомкнулась.
– Майк говорит, сейчас все в порядке, – сказала Лили и отсоединилась.
Когда Чарли вновь развернулся, Лимон Свеж опять согнулся пополам от хохота.
– Вот же смешная срань. Нет, вы видали? Как их всосало и чпокнуло – как шарики. Нам вот так же было, Мятник, когда твоя мама “цыц-песики”
[79] жарила. Уж та женщина умела “цыц-песики” жарить, упокой ее душу.
– Не делай вид, будто ты все это спланировал, Лимон, – произнес Мятник Свеж.
– Дак я и спланировал, брательник. Сучки эти полоумные были. Я ж тебе сказал – я тут затем, чтоб все эти бедные потерявшиеся души с моста освободились. Все те, что у вас туточки в банках да клюшках для гольфа, да еще в чем ни попадя, – неправильно все это. Таким не должен быть правильный порядок.
Одри подошла поближе к Мятнику.
– Он по правде меня от них спас. И никого из этой охраны не ранил. Он не обидел Софи. Может, он просто расчищает путь для нового порядка, новую тропу торит. Ведь всегда воцаряется хаос, когда системы перестраиваются. Яма – бог смерти, но его сделали защитником буддизма, защитником пути.
– Все верно, Мятник, я защитник пути. Я не сужу, как все вы туточки. А Морриган – совсем другой коленкор. Они сплошь про войну. А я – я сплошь про любовь.
– У-гу, – ответил Мятник, кого все это не убедило.
– Я пошел за своей дочерью, – сказал Чарли и двинулся вверх по первому из четырех лестничных пролетов с их стороны крепостного двора.
– Ей и тут прекрасно, – произнес Лимон. – Как только я со своими делами разберусь, вы ее туточки домой и заберете.
– Ладно, – сказал Мятник Свеж. – Тогда я там подожду. – И двинулся к лестнице в другом углу двора – напротив той, по которой поднимался Чарли. Добравшись до верха, они направились к Лимону с обоих углов.
Ривера подошел к Одри на краю двора, “глок” – в опущенной руке.
– Вы сами верите в то, что сказали только что?
Она тряхнула волосами.
– Когда говорила – верила.
Мятник обогнул крышу форта слева, Чарли – справа.
– Вы б тамочки оба встали, – сказал Лимон. – Мне орешек для дела нужен.
Софи спрыгнула с орудийного постамента и побежала к Чарли.
– Папуля!
Лимон резко дернул рукой, и Софи замерла как вкопанная. Чарли выхватил шпагу из трости.
– Отпусти ее.
Лимон поднял руку на Чарли, и тот тоже остановился, пытаясь сдвинуться изо всех сил, ноги у него как будто застряли в цементе. Мятник Свеж был всего в двадцати шагах от Лимона, когда желтый фрукт повернулся и тем же самым жестом остановил его тоже.
– Не сейчас, брательник. Дай я до этого доберусь.
– Лимон, я тебе жопу порву, как только дотянусь до тебя, – произнес Мятник и добавил себе под нос: – Анубис, если даешь мне какой-то волшбы – сейчас самое время.
Лимон перешел прямо к Софи и навис над нею. Та завизжала. Он повернулся к мосту, воздев в приглашении руки.
– Давайте все туточки. Давайте сюда все.
Духи моста роились и клубились, свет их теперь отходил прочь от всей конструкции – потоки призраков струились к Лимону.
– Давайте, деточки. Папа возьмет вас домой.
– Я сжег твой “бьюик”, – произнес Ривера снизу, со двора.
Лимон постарался удержаться, но не смог – глянул через плечо на полицейского.
– Что ты сказал?
– Сегодня утром. После того как все ушли из тон-неля в Форте-Мейсоне, я опять туда зашел и кинул дорожный фальшфейер на заднее сиденье.