– Значит, задняя дверь заперта? – спросила банши.
Кавуто кивнул, не отрывая взгляда от окна.
– Великолепно. Тогда пошли. Шевелись. Ходи быстро – задержишься дольше, как я всегда говорю.
Заднее окно треснуло, в трещины просочилась тень тысячи птиц – и поползла по задней стене, растекаясь в движении своем, форма и свет менялись с ее наступлением, словно в очерки чего-то летящего вплетались маслянистые кружева. Тень соскользнула на паркет, волнами поплескалась вокруг полок, огибая их. А у одного узкого стеллажа посередине, на который Ривера выставлял недавно приобретенные книги – сосуды души, – тень чуть загустела и покрыла весь его собой, словно саваном.
Банши различала пять душ – они тлели тускло-красным, но одна за другой стали гаснуть, когда тень обволакивала их.
– Рви когти, милок. Как ненормальный, – произнесла она.
– Иди сама, – произнес Кавуто. Он направил “магнум” 44-го калибра в точку посередине темного стеллажа в пятнадцати шагах от себя.
Когда потемнел последний сосуд души, тень забилась, обрела глубину и расщепилась на три отдельные массы, которые затем пошли волнами, изменились, слепились в три женские фигуры – до какой-то степени человечьи; они мерцали тонким иссиня-черным оперением. Из кончиков пальцев проросли когти – длинные и загнутые, как свайки, серебряного цвета звезд.
– Пушка, – произнесла одна таким голосом, как будто в грохоте трясли гравием. – Терпеть не могу пушки.
– Ну, парнишка, вот ты и накакал в кроватку, – сказала банши.
14. Быть может, грезить
В Сан-Франциско стояла ночь среды, но хоть туман и укрыл город мягким одеялом, а туманный горн пел свою грустную и тихую колыбельную, хорошо не спал никто.
[35]
Ривера
Инспектора Альфонса Риверу било током потрясения и скорби: он нашел Ника Кавуто мертвым у себя в магазине. К тому времени, как Ривера добрался, на месте происшествия уже собрались четыре наряда и неотложка. Фельдшеры “скорой помощи” занимались крупным человеком на полу – давили ему на грудь, тискали мешок, чтоб дышал за человека, вгоняли шприцы адреналина и шарашили лопатками дефибриллятора. Как только добьются стука сердца – сразу перевезут отсюда, сказали Ривере.
Кровь на срезанной рубашке Кавуто была, но не то чтобы много.
Ривера еще чуял запах пороха – как и более дымный аромат горящего торфа. Рядом с Кавуто лежал его могучий револьвер из нержавейки.
– Сколько уже? – спросил Ривера у первого же сотрудника с блокнотом, попавшегося ему на глаза и не занятого опросами. На табличке у того значилось имя – Нгуен. Ривера перешел на автопилот, не позволяя тому, что происходило в нескольких шагах у него за спиной, стать частью его действительности.
– Они работают минут десять – с тех пор, как я прибыл на место.
– Пулевое ранение?
– Вероятно, нет, – ответил полицейский. И поморщился. – Фельдшер сказал, больше похоже на колотую рану. Тонкое лезвие. Возможно, пестик для колки льда.
– Свидетели?
– Люди по всей улице, все, кто выпивал, обедал, выгуливал собак, – сами же знаете этот район. Так вот, никто ни хрена не видел, свидетелей еще ищем. Вызов “слышно выстрелы” поступил из маникюрной по соседству. – Сотрудник глянул в свои записи. – В семь-ноль-две. Первый наряд сюда прибыл минуту спустя. Таким его и нашли.
Ривера посмотрел на часы. 7:15.
Он огляделся. Стеллаж, в котором он держал сосуды души, был весь заляпан тонким маслянистым пушком, словно бы порос черной шерсткой, но прямо у Риверы на глазах пушок этот испарялся и курился. Такое он уже видел – год назад, на кирпичах в переулке, где вгонял девятимиллиметровые заряды в одну Морриган, спасая от нее Чарли Ашера.
– Перевозим! – рявкнул фельдшер неотложки.
– Очнулся? – спросил Ривера.
Фельдшер дернул головой.
– Нет, я меняю план. За пять мы его довезем до Святого Франциска. Ему хирург нужен. Могли задеть сердце.
Санитары уже подняли Кавуто на каталку. Патрульные в мундирах расчищали маршрут до “скорой”.
– Будем работать с ним, покуда сможем, – бросил через плечо фельдшер, выходя на улицу.
– Передайте, чтобы на яд проверили, – сказал Ривера.
Фельдшер вскинул брови.
– Ваше дело – передать.
Тот кивнул и вышел.
– Соседи сказали, что раздалось шесть выстрелов, один за другим, – произнес сотрудник Нгуен. – Очень, очень громко.
Ривера подошел к стеллажу. Книги – пять сосудов души – еще были тут, лежали на полу, но больше не светились. Две пули попали в книги с верхней полки и проделали в них дыры размерами с канталупу, а внутри – клочья бумаги, будто в норках у хомячков. Он – осмотрел заднюю стену магазина. Еще два портала рваной бумаги там, где пули попали в книги.
Нгуен подошел к нему, когда испарялись последние черные перышки.
– Что это за хуйня была? Когда я прибыл, такое было повсюду.
– Понятия не имею, – ответил Ривера. Затем, по-прежнему на эмоциональном автопилоте, как робокоп на месте преступления, произнес: – Все выстрелы произвел Кавуто. – Ручкой он показал на четыре точки попаданий и заметил, что при виде кратеров в книгах глаза у Нгуена стали сопоставимо широки. – Он пользовался спецназовскими боезарядами, – пояснил Ривера. Кавуто заряжал свой 44-й очень высокоскоростными разрывными пулями: медная рубашка, заполненная свинцовой дробью, облитой смолой, в половину веса нормального заряда для 44-го, оттого и высокая скорость, но когда они попадали во что-то – мгновенно взрывались, нанося громадный ущерб плоти. Ну, или в данном случае – бумаге. Силы охраны правопорядка пользовались ими потому, что такие пули не рикошетили, не пробивали стены и дверцы машин и не ранили кого не надо. По сути своей, взрывались они на первом же встречном предмете, и Кавуто попал в то, куда целился. Отсюда и этот набрызг адского пушка.
Нгуен повозил собственной ручкой вокруг кратеров в книгах, тщательно стараясь не дотрагиваться до краев.
– Так что, эти пули через кого-то прошли, а потом сюда попали?
– Через что-то, – поправил его Ривера. – Если б это был кто-то, тут бы предстояло опознавать кучу фарша, а потом вывозить на тележке.
– Блядь, – произнес Нгуен.
– Именно, – подтвердил Ривера. – Я поехал в Святого Франциска. Передайте начальнику смены, будьте добры?
Ривера не спешил, поскольку знал, что спешить ему некуда. В край живых Ника Кавуто не вернут. После того как Ривера прибыл в больницу, с большим полицейским пытались что-то сделать еще сорок пять минут, но даже писка сердечного добиться от него не удалось. В самом начале девятого констатировали его смерть.