– Если я это сделаю, то это понравится другим твоим подругам. И они станут поступать так же. А я не виноват.
Ему было страшно обидно не за себя. Ему было обидно за свой труд. За то, что его пытаются обвинить в том, в чем он виноват не был.
– Гена! – заорала она тогда не своим голосом. И принялась тыкать ему в грудь острым ногтем, оставляя на коже следы. – Ты пойдешь и извинишься перед моей подругой! Она очень влиятельна. Она может доставить тебе, мне кучу проблем. А я только-только начала договариваться об аренде помещения для твоего будущего ресторанчика. Разве не об этом мы мечтали?
Вообще-то он не мечтал. Мечтала все больше она. Мечтала, что он прославится, станет знаменитым, будет зарабатывать кучу денег. Его мысли так далеко не распространялись. Они оседали в удовольствии творить у плиты. Не более.
Он пошел к ее подруге.
Она открыла, мгновение слушала его бессвязную речь. Потом схватила его за воротник куртки. Затащила сначала в квартиру, а потом в постель.
Он задремал после долгого утомительного «извинения». А подруга сфотографировала их в постели и переправила фото его девушке.
Когда он вернулся, она плакала.
– Что это?! – тыкала она пальцем в экран телефона. – Что ты сделал?
– Извинился, – ответил он подавленным голосом.
Он, честно, чувствовал себя выпачканным.
– А постель? Зачем постель?
– Это проценты…
Она не выгоняла его. Она даже не собрала его вещи, получив фото.
Он собрал вещи сам и съехал. И потом долго, очень долго в сторону девушек даже головы не поворачивал. Устроился в ресторан официантом.
Однажды, в аврал, помог повару. Тот его заметил. И упросил хозяина перевести на кухню. Полтора года назад Гена стал помощником шеф-повара. Его заработок существенно вырос. Появились лишние деньги. Он взял байк – дорогой, самый лучший. За эти деньги он мог бы взять приличную машину. Но предпочел байк. И не столько потому, что страшно любил скорость, сколько потому, что считал это намного круче.
У него появились новые интересные знакомства. Девчонки стали смотреть на него другими глазами. Он пользовался ими, но близко к себе никого не подпускал. А потом вдруг влюбился. Сильно, запретно.
– Она тебя погубит, Гена, – предрек однажды шеф-повар ресторана, где он работал. – Это запретная связь…
Он не мог с ним поспорить – связь была запретной, его девушке было очень мало лет. Точнее – пятнадцать. Но он очень, очень, очень ее любил!
Маленькая несчастная девочка, брошенная всеми на произвол судьбы.
После того как ее родители развелись, она осталась совершенно одна. До нее никому не было дела. Мать погрузилась в свою обиду. По словам Инги, она не всегда слышала, что говорит ей дочь. Смотрела на нее пустыми, несчастными глазами. И все время думала о своем.
– И жалко ее было, и зло брало, – рассказывала ему потом его маленькая девочка. – Ну развелась ты с отцом, и что! Я-то вот она – жива и здорова, рядом. Ма, очнись! Обними меня!..
Ее никто не обнимал, никто не целовал и не баловал.
Баловать ее начал он, подобрав однажды в хлам обдолбанную на помойке за рестораном. Конечно, он должен был вызвать полицию, медиков. Да, так надо было сделать. Так было бы правильно. Но он этого не сделал.
Он отвез ее к дому отца и оставил у ворот. А потом наблюдал за переполохом, осветившим все окна дома посреди ночи. Видел Гена и частного доктора, который пробыл в доме очень продолжительное время.
Он не подошел к нему. Не спросил, как дела у девчонки. Он понял, что все нормально, по тому, как начал гаснуть свет в окнах. Только потом уехал. Постарался забыть о происшествии. Но оно само о себе заявило.
– Тебя там спрашивают, Гена, – ухмыльнулась официантка Катя, заглянув на кухню.
– Кто? – изумился он.
– Не знаю. Какой-то ребенок. Девочка.
Катя приврала. По внешнему виду Инги не сказал бы никто, что ей пятнадцать. Она выглядела очень взросло. Дорогие шмотки, стильная стрижка, яркий макияж. В той самоуверенной девушке, которая в тот момент с вызовом наблюдала за тем, как он к ней подходит, невозможно было узнать скорчившегося от боли, облевавшегося за рестораном подростка.
– Ты, что ли, меня спас? – выпалила она, стоило ему подойти.
– Я не спас тебя. Просто отвез домой. Спасать тебя будут родители. Им надо бы за тобой лучше присматривать.
Голова ее заходила вверх-вниз в такт его словам. На ее лице блуждала глумливая улыбка.
– Бла-бла-бла… – прогнусавила она, стоило ему замолчать. – Я тут не за тем, чтобы ты педагога включал, спаситель.
– А зачем?
Гена обернулся. У дверей кухни стоял их шеф и выразительно тыкал себя в левое запястье, там у него должны были быть часы. Но их не было. Он снимал их перед сменой. Просто показывал ему, что времени на разговоры нет.
– Сколько с меня? – спросила девчонка и полезла в сумочку, переброшенную через плечо.
– Не понял? – Он нахмурился.
– Ты помог. Я заплатила. Все по-честному.
– Не надо мне ничего.
Гена снова глянул на дверь кухни. Шеф ушел. Но это не значит, что тот позволяет ему отлынивать. Выговорит запросто. Он был строгим.
– Слушай, хватит включать тут… – Она поискала слова, покусала губы, вдруг вскинула взгляд. – Хочешь, переспим.
Он выгнал ее тогда, пригрозив все рассказать родителям.
Она ушла. Но ненадолго. Инга начала приходить к нему снова и снова. Звала в кино, на прогулку, просила покатать ее на байке.
– Твоя Лолита пришла, – фыркала официантка Катя, ревниво наблюдая за их встречей. – Держись, ковбой!
Он сдерживал себя. Всегда сдерживал. До последнего дня. Но это ее не спасало. Инга все равно пропадала. Медленно катилась вниз. С кем-то, о ком он не знал ничего. Она пропадала неделями. И Гена точно знал, что в эти дни она не ходила в школу. И знал, что родители об этом не знают. Потому что какой-то человек звонит от имени ее отца и уверяет классного руководителя, что Инга пропускает школу по уважительной причине.
Откуда он все это узнавал? Так от соседки Гришки Иванова, с кем у него завязалась прочная дружба из-за общего увлечения мотоциклами.
Гришкиной соседкой была одноклассница Инги – Маша. Очень взрослая и рассудительная девочка. Он часто видел их с Гришкой, пытался острить на эту тему. Но получил под дых. Сильно получил. Гришкино опасное прошлое его многому научило. Он дрался мастерски.
– Маша – просто соседская девочка, – сердито зашипел на него Гриша. – Я не педофил и не извращенец. Я просто приглядываю за ней. Не даю скатиться.
– А есть предпосылки?
– У них у всех в этом возрасте есть предпосылки, – пояснил Гриша уже более миролюбивым тоном. – По себе знаю, как опасен этот возраст. У Машки вообще жизнь сложная. Отчим пытался к ней подкатывать. Мать выставила из дома. Бабка старая, бестолковая. Полный комплект для того, чтобы превратиться в дуру.