– Значит, будем договариваться, – нехотя проговорил он, выслушав все «за» и «против».
Они договаривались уже год! И все никак не могли прийти к компромиссу. Он откровенно затягивал, водя Аллочку за нос. Ему уже удалось легализовать многие стороны своего бизнеса. Погасить часть налогов. Оставалось совсем недолго, и он сможет вышибить ее из дома в чем мать родила. Он ждал. Терпеливо ждал, затаившись.
Но тут Инга снова пропала. На неделю, чего не случалось прежде никогда. Появилась на два дня. Выглядела странно чистой, спокойной, без следов приема экстази. За завтраками и обедами вела себя прилично. Не хамила, не корчила рожи, не показывала им с Аллой средний палец.
Алла даже решилась на вопрос:
– Ты не влюбилась, детка? – спросила она вполне дружелюбно, дотянулась до локтя его дочери и тихонько сжала. – Выглядишь такой…
– Какой? – Она не убрала локоть, глянув на Аллу с прежней тихой улыбкой.
– Счастливой, – пояснила Алла и глянула на него. – Что скажешь, Егор?
– А что он может сказать? – негромко фыркнула Инга. И с неожиданной грустью добавила: – Разве он знает, что такое любовь?
Ох, как ему сделалось погано после ее слов. И не сколько от слов самих, сколько от того, как она это сказала. Как глянула.
Взглядом маленькой, невозможно обиженной девочки – вот как. Его сердце просто застыло, потом перевернулось и с болью ударило. Он не нашел слов для ответа. Ни единого.
Инга ушла к себе. А он проворочался без сна до самого утра. И поклялся себе, что сделает все, чтобы наладить отношения с дочерью. Он просто спросит ее. Спросит, что ему надо сделать, чтобы все было как раньше. И если она потребует вернуть ее мать в этот дом, он вернет.
Наверное…
Он весь день, сидя в кресле генерального директора на своей фирме, готовился к вечернему разговору с Ингой. Он перебрал всевозможные варианты своих вопросов. Ее ответов. Стратегически отмел все то, что могло встать на пути их примирения. Запретил себе об этом говорить. А если она станет упрекать, слушать, не перебивая. Он подготовился. А Инга…
– Она опять ушла из дома, – оповестила его Алла, с хмурым лицом листая женский журнал.
– Зачем ты ее отпустила?! – ахнул он, почувствовав беспричинный страх. – Я собирался с ней сегодня поговорить.
– Сегодня? Только сегодня? Ты серьезно? – ахнула Алла, поднимаясь с кресла и забрасывая в угол журнал. – Твоя дочь уже год на таблетках, она периодически пропадает из дома, у нее сомнительные знакомства, о которых тебе даже ничего не известно. А ты только сегодня собрался с ней поговорить?! Прости, Егор, но это полное дерьмо! Я была такой дурой, когда вышла за тебя!
Все, тут Алла оседлала любимого коня и еще полчаса рассуждала о своих достоинствах и его недостатках и полной человеческой никчемности. А он, странно, не огрызался. Не орал на нее. Не требовал заткнуться.
Он неожиданно почувствовал всю справедливость ее обвинений. Остро почувствовал. И еще страх за дочь почему-то не исчезал.
– Она сказала, когда вернется? – спросил он у Аллы, когда она заткнулась.
– Нет! – выкрикнула она, посмотрела на него долгим странным взглядом, пробурчала: – Наконец-то тебя проняло, папочка. Раньше надо было начинать.
Он не мог поспорить. Она снова была права – его молодая, красивая, без пяти минут бывшая жена.
– Да. Надо было. – Он с силой потер ладонями лицо. – Что же теперь делать-то, Алла? Как ее вернуть?
– Не знаю.
Она двинулась к лестнице на второй этаж. Она с некоторых пор одна занимала их супружескую спальню. Начала медленно подниматься по ступенькам. Но вдруг притормозила.
– Ладно, Самохин, не стану тебя мучить. Она обещала звонить. Не тебе. Мне.
В сердце кольнуло снова, теперь ревностью. Но ее слова позволили немного расслабиться. Пусть хотя бы мачехе звонит, если отца считает врагом.
В течение недели Инга исправно звонила Алле либо отвечала на ее звонки.
– Никакой конкретики, – жаловалась Алла и вздыхала. – Но хотя бы голос ее слышу, уже хорошо.
На седьмой день Инга прислала сообщение: «Буду вне зоны. Не трясись. Все норм. Послезавтра позвоню или приеду домой».
Послезавтра не позвонила и не приехала. Потом еще три дня тишины.
Егор через своих людей, как уже случалось раньше, попытался найти ее телефон по биллингу – бесполезно.
– Может, она его потеряла? Или утопила в ванне? – предположила Алла. – Подождем еще?
– Алла, ее две недели нет! Такого раньше никогда не было! – заполошным голосом воскликнул он. – И не надо мне говорить, что все когда-нибудь случается в первый раз! Я всегда пробивал ее телефон. Всегда. А сейчас…
– Надо звонить в полицию, – пожала она плечами, наткнулась на его неуверенный взгляд. И воскликнула: – А что? Есть иные предложения?
Иных предложений не было. Он поехал в полицию к своему хорошему приятелю. И попросил его, вручив ему фото Инги, по-тихому, без лишней шумихи, объявить ее в розыск.
Прошло еще три дня. Результатов не было.
– Ее нет среди погибших, – порадовал приятель вчера вечером. – Знаешь, уже неплохо.
Но ее может не быть и среди живых! Эта мысль так прочно засела в его голове, что он с вечера нажрался как свинья. Полез к Алле в кровать. Был оттуда с позором изгнан. А наутро она принялась его пилить, упрекая, обвиняя, выедая мозг.
За этим занятием их и застал неожиданный звонок в домофон.
Они стремительно переглянулись, как застигнутые за преступлением злоумышленники.
– Кто это может быть? – наморщила лоб Алла.
Она всегда морщила лоб, всегда. Знала, что ее это портит, добавляет лишних лет, не раз получала от него замечания, но настырно морщила свой чертов лоб.
– Я не знаю. – Он сжал колени, почувствовав, как они затряслись. – Это не ко мне.
– Уверен? – Она с нехорошей улыбкой двинулась к домофону, сняла трубку, пропела: – Кто там?
– Добрый день, это полиция. Откройте, пожалуйста, – произнес мужской голос.
И вот по тому, как именно он это произнес, Егор понял – это конец. С Ингой беда. Если бы было все в порядке и ее нашли живой и невредимой, ему бы просто позвонили. Просто попросили бы приехать и забрать ее из обезьянника. А они пришли сами! И говорят в домофон таким противно сочувствующим голосом…
– А что такое? – повысила голос Алла.
Глупая курица! Неужели не доходит?!
– Открывай, – просипел он и закрыл глаза.
Их было двое: мужчина и женщина, оба в штатском. Мужчина был примерно его лет, седой, смуглый, хорошо подкачанный. Держался с достоинством.
«Не из лейтенантов», – сделал тут же вывод Егор, все так же не слезая с кресла.