– Можно узнать, как это случилось?
Не раздумывая, я рассказал – и о Факире, и о перстне, и о найденном у родника ее оружии. Каюсь, откровенничал не без задней мысли: я здесь, как ни крути, иностранец, а он поляк, хоть и не мазур. Вдруг усмотрит что-то, что я мог упустить? Коллега-контрразведчик как-никак.
Ружицкий сказал тихо:
– Очень странно… Любой враг, кто бы он ни был, ни за что не оставил бы оружия…
– Вот именно, – мрачно поддакнул я.
– Томшик, сами понимаете, мне рассказал, как вы его просили – а своему подхорунжему приказывали – попытаться разузнать что удастся в корчме о странном типе с внешностью Макса Линдера, в старинной одежде… Вот оно что… У вас уже есть версии?
– Только одна, – сказал я, – учитывая случай с перстнем и то, что произошло с Сидорчуком (и рассказал кратенько), – версия напрашивается одна-единственная: этот тип – хороший, сильный гипнотизер. Ничем другим просто не объяснить… В конце концов, гипноз – не мистика, а реальность…
Я уже разобрался к тому времени, что он, хоть и не коммунист, но твердокаменный атеист и материалист (в противоположность Томшику, который носил крестик, а в деревне ходил не только в корчму, но и в костел). Однако он-то, с его университетским образованием, должен знать, что гипноз, как выразился бы Остап Бендер, – медицинский факт.
И правда, он спокойно кивнул:
– Безусловно, гипноз – реальность. Признанная наукой. Я однажды, в студенческие времена, был на выступлении гипнотизера. Настоящего. То, что он показывал, никак не могло оказаться искусным фокусом. Гипноз… – повторил он задумчиво. – Мне думается, вы правы, пан капитан, другого объяснения попросту нет. Но надо же, в этой мазурской глуши…
– Может быть, у вас найдутся какие-то свои соображения? – спросил я напрямую.
– Пожалуй, нет… пока что, – чуть подумав, ответил он. – Нужно все как следует обдумать. – Резко встал и потянулся за фуражкой. – Пойду поговорю с Томшиком. Он ничего полезного для вас не нашел, но с учетом всего, что вы рассказали… Пусть еще раз прокрутит в голове все разговоры в деревне. Он мог услышать что-то, чему тогда не придал значения…
– Логично, – кивнул я. – Так бывает…
– Я могу рассказать ему то, что услышал от вас? Конечно, он – верующий и пройдоха, но оперативник неплохой…
– Пожалуй, – чуть подумав, кивнул я.
– Если понадобится, мы оба в полном вашем распоряжении.
– Спасибо, пан капитан, – сказал я искренне. – Вам приходилось когда-нибудь участвовать в прочесывании леса?
– Два раза, – ответил он без заминки. – И Томшик всякий раз был при мне.
– Вот это совсем хорошо…
– Хотите прочесать лес? – догадался он.
– Да, – сказал я. – Хотя бы кусок, примыкающий к роднику. Людей у меня горсточка, но хоть что-то попробую сделать…
– Я понимаю, – кивнул он. – На вашем месте поступил бы точно так же. Если есть хоть малейшая возможность что-то сделать…
И ушел к Томшику. Что же, особых надежд на эту проческу я не возлагал заранее, совсем небольшой район удалось бы охватить, но все же… Не мог я сидеть сиднем. На проческу у меня не было указаний (кто бы предвидел, что она в этой безопасной глуши вдруг понадобится?), но и запрета, соответственно, не было. Частенько на инструктажах, как и в нашем случае, звучит заключительная фраза: «Во всем остальном, в случае непредвиденных обстоятельств – действуйте по обстановке». Отличная фраза, порой очень нужная и ценная, под нее многое при необходимости можно подверстать. Как сейчас – я не самоуправствовал, никаких инструкций и приказов не нарушал, действовал по обстановке, в силу самых что ни на есть непредвиденных обстоятельств…
Вскоре, как я и приказывал, прибыла ровно половина наших тамошних скудных вооруженных сил, стрелковое отделение полного состава – девять человек с двумя дегтяревскими ручниками. Отличие было разве что в том, что в обычном армейском отделении автоматчик частенько только один, а остальные – с винтовками. Учитывая нашу специфику, с автоматами были все.
С ними примчался Витя, принес радиограмму, оказавшуюся совсем коротенькой: «Скором времени ждите подкреплений. Первый». Ну что же, там не было фразочки, которую порой страшно не любят: «Без дальнейших указаний ничего не предпринимать». Так что руки у меня развязаны…
Объяснить бойцам задачу я не успел – примчался джип с прекрасно мне знакомым подполковником Ульяшовым, правой рукой Первого, и каким-то незнакомым старлеем. Как я и подозревал, подполковник мне его представил как нового радиста, замену Кате, и добавил, что порядок ведения связи остается прежним, но за имевшее место нарушение инструкций Первый ко мне претензий не имеет: все я правильно сделал, действовал по обстоятельствам, следовало сообщить о ЧП как можно быстрее. Услышав, что я собрался провести проческу, чуть поморщился (прекрасно понимал, как и я, насколько это мелко), но одобрение дал. Потом сказал:
– Пойдем-ка чуток прогуляемся за лагерем…
Мы отошли метров на двадцать, и он сообщил:
– Писать будешь потом. Но Первый приказал, чтобы ты мне сделал для передачи ему обстоятельный устный доклад. Давай, не тебя учить.
Действительно… Я доложил, как давно навострился: обстоятельно, но без ненужных мелких подробностей, не рассусоливая. Одновременно прикинул мысленно расстояние до города, где дислоцировалось управление, и время, прошедшее от моего сообщения до прибытия Ульяшова. Выходило, что они гнали, как на пожар, – Первый, как не раз случалось, не стал терять ни секунды…
Конечно, о версии с гипнотизером я упомянул – как о самой вероятной с моей точки зрения. Когда я закончил, не смог определить по лицу Ульяшова, что он обо всем том думает, – с ним всегда так, хорошо умел держать лицо. Лишь пожевал губами с непонятным выражением, сказал:
– Черт знает что тут у вас: гипнотизеры бродят, наряженные, как на маскарад… Но вот в чем я с тобой согласен, так это в том, что гипноз – дело, можно сказать, житейское. Ладно. Завтра ранним утречком встречай подкрепление, приказано устроить настоящую проческу. А пока… Делай уж, что можешь. Авось… Хоть и редко, но порой выручали авось да небось… А я помчал, у меня приказ обернуться как можно быстрее.
Кивнул мне, прыгнул в машину, и она умчалась. Что ж, и то хорошо, что все мои действия неодобрения начальства не встретили… Велев оставить ручники в лагере, я выстроил всю нашу невеликую армию: пятнадцать солдат, да Томшик на левом фланге, да Ружицкий рядом со мной перед строем. Семнадцать. Повара я, конечно, оставил в лагере – от него только и толку, что хороший повар. Чуть поразмыслив, оставил и Сидорчука, чтобы окончательно привел в порядок подрасшатавшиеся нервы, хотя кто бы мог подумать до сегодняшнего дня, что у старшины есть нервы…
Инструктаж был недолгим. В лесу без вести пропала наша радистка. У родника развернуться в цепь, имея родник ее центром, прочесать лес до того места, где он кончается у деревни, потом развернуться на сто восемьдесят градусов и пройти назад цепью по тому району, где лес примыкает к дороге. (Это значит, им пройти километра три в одну сторону и столько же назад – значит, до сумерек справятся.) Искать труп, возможное его захоронение, вообще любые следы, при обнаружении любого предмета, являющегося делом рук человеческих, забирать с собой – конечно, если речь пойдет не о предметах неподъемных и ненужных, вроде старой брошенной телеги или ржавой бороны. Повышенное внимание и бдительность. Всех встреченных, если такие окажутся, задерживать до выяснения. Вооруженный противник, вероятнее всего, не встретится, но все равно сохранять бдительность, соседям по цепи держать друг друга в пределах прямой видимости…