Алекс растер тело влажным полотенцем, и решительно открыв сундук, достал сверток материи, иголки, нитки, ножницы и длинное узкое платье.
Треплос был не из тех людей, кто долго переживает собственные неудачи. Внезапное появление бандитов разрушило его планы и помешало стать богатым человеком. Да и девчонка его удивила. Он считал, что хорошо разбирается в женщинах, но никак не ожидал, что бывшая воровка станет защищать сокровища какого-то моряка, даже не обращавшего на нее внимания. «Разрушать надежды людей — любимое занятие богов», — так часто говаривал его дядя, подсчитывая убытки от очередной коммерческой авантюры. Поэт нащупал сквозь ткань хитона литой серебряный браслет. Если распорядиться этим с умом, можно прожить, не голодая, дней десять. А за это время в театре прочитают его пьесы. Юноша был уверен, что столь талантливые произведения не могут остаться не замеченными. В крайнем случае, придется начать карьеру уличного актера. Главное — понравиться кому-нибудь из знатных горожан, и тогда его будущее обеспечено.
Поэт поправил повязку на голове и улыбнулся начинавшемуся дню. Вышагивая по центральной улице, он не заметил, как от стены отделились две плотные фигуры в плащах с капюшонами, и неловко прячась за прохожими, проследовали за ним.
Насвистывая песенку собственного сочинения, Треплос завернул в переулок и тут же получил ощутимый толчок в спину. Возмущенный столь невежливым поступком, юноша хотел было обернуться, но новый удар бросил его на колени.
Сильные руки рванули его за хитон, и перед глазами возникла зверская физиономия с перебитым носом и жуткого вида шрамом поперек лица.
— Ну что, голубок, попался? Теперь я тебе всю голубятню разворочу! Гы!
Его приятель столь же монументальный мужчина с лицом, густо заросшим черной, курчавой бородой, сухо сказал:
— Сначала отведем его к Вралу. Потом делай, что хочешь.
Треплос не раз попадал в разнообразные переделки. Он посмотрел за спину громил и радостно крикнул:
— Я здесь! Здесь!
Мордоворот с переломанным носом резко обернулся. Юноша толкнул бородатого и бросился бежать вглубь переулка.
На его голову обрушился мощный удар, и заплеванная каменная мостовая, стремительно приблизившись, звонко шлепнула по лбу.
— Шутки шутить вздумал? — прорычал над ухом голос бородача, и новый удар на этот раз по почкам надолго отбил охоту куда-либо бежать. Свернувшись калачиком, поэт тихо выл от боли, не обращая внимания на сыпавшиеся удары.
— Вставай! — прорычал громила с перебитым носом, замахиваясь короткой дубинкой с металлическим шариком на конце.
— Не встану! — проорал Треплос, чувствуя, что еще немного, и он заплачет от унижения и боли.
Налетчик зарычал, и бородатый едва успел перехватить его руку.
— Стой! Врал велел сильно не бить!
— Этот недоносок не хочет идти, — как-то обиженно промычал приятель.
Вместо ответа бородач рывком поставил несчастного поэта на ноги.
— Хватай с другой стороны и потащили, а то вон уже люди оглядываются.
Услышав эти слова, юноша воспрянул духом.
— Только пикни! — осклабился обладатель уродливого шрама. — Прирежу!
В доказательство серьезности своих слов он показал Треплосу широкий кинжал с кривым, хищно изогнутым лезвием.
Подхватив юношу с двух сторон, они легко поволокли его за собой по каким-то узким улочкам, переулкам, полным неряшливо одетых людей и куч отбросов. Два раза им навстречу попались вооруженные патрули городской стражи. Тогда бандиты прислоняли юношу к стене, и громила с перебитым носом упирался ему в живот острием кинжала.
За время их путешествия по городским закоулкам Треплос немного пришел в себя и начал соображать. Похитители приволокли его в какой-то трактир. В столь ранний час там никого не было. Только сухой, сгорбленный старик со страшными шрамами поперек спины лениво водил лысым веником по заваленному мусором полу.
Дверь в обеденный зал оказалась слишком узкой. Поэта поставили на ноги, а когда он попытался рухнуть, наградили чувствительным тычком.
— Шагай, лысая обезьяна!
Бородач уверенно направился к завешенному грязной тряпкой входу на кухню. За ним, охая и потирая спину, поплелся Треплос, подгоняемый вторым разбойником.
В лицо пахнуло жаром очага, запахом подгорелого масла, жареного мяса и еще чего-то не слишком аппетитного.
За широким столом возились двое молодых людей с тупо равнодушными лицами. Один из них раскатывал тесто, другой лепил пирожки, беря горстью рубленое мясо из деревянного корытца. Рядом на полу стояла корзина для отбросов. В груди у юноши похолодело, а ноги враз ослабели, когда он заметил в ней отрубленную человеческую руку с длинными, изящными пальцами.
— Пошел! — толкнул в спину бандит.
Пройдя через кухню, они оказались на небольшом крылечке, огражденном хлипкими перилами. Треплос испуганно огляделся и понял, что находится в замкнутом дворике, окруженном высокими стенами из сырцовых кирпичей.
В переднем углу за бочкой, заменявшей стол, сидел широкоплечий, голый по пояс мужчина с могучей грудью, поросшей седыми волосами. Нахмурив кустистые брови, он разделывал сушеную рыбину толстыми пальцами, отправляя куски в рот, красногубой щелью выделявшийся на поросшем щетиной лице.
— Вот этот молокосос, Врал, — прорычал разбойник с перебитым носом.
Мужчина облизал жирные пальцы и уставился на поэта тяжелым немигающим взглядом.
— Ты убил нашего брата, — проговорил он гулким, хриплым голосом.
— Да я тебя за Хруща на полосы порежу! — заревел бородач, поигрывая кинжалом перед лицом Треплоса.
— Наш обычай требует снять с тебя шкуру, — продолжал Врал. — С живого. И закопать в соль.
От этих слов, произнесенных просто и буднично, на поэта повеяло могильным холодом. Да и глаза предводителя налетчиков не оставляли никакого сомнения в серьезности его намерений.
— Вот! — раздался довольный голос бородача. — На бойне взял.
Он продемонстрировал юноше палку с кривыми крюками.
— Зацепишь за край шкуры и тащи! Только потихонечку, чтобы кожу не испортить. Гы!
Мужчина противно захихикал. И тут Треплос первый раз в жизни ощутил настоящий животный ужас, охвативший его множеством липких холодных конечностей, подобных щупальцам осьминога.
— У тебя только одна возможность остаться в живых, — сказал предводитель, вставая из-за своего импровизированного стола. — Сделать то, что мне нужно. Иначе, ты умрешь.
Юноша сглотнул подкативший к горлу комок и кивнул. Ноги его ослабели, на теле выступил противный холодный пот.
Убедившись, что собеседник проникся серьезностью момента, Врал вышел из-за своего импровизированного стола, и сделав пару шагов, взглянул в глаза Треплосу.