Виноль отшатнулась, недоумённо посмотрела на Найгиль.
– Она что, услышала меня? Нет, невозможно. Совпадение.
Совпадение? Найгиль наклонилась, всматриваясь в стекленеющие глаза. Осторожно прикоснулась к гаснущему ментополю:
– Девочка, ты слышишь меня?
– Вытащите меня… пожалуйста…
Нет, не совпадение. Чудо! На которое она не надеялась, и упускать которое не собиралась.
Найгиль выпрямилась, обернулась к Виноль:
– Дай сюда!
Решительно отобрала у той оружие, приложила ствол к коже пузыря, нажала спуск.
– Что ты делаешь?! Хочешь добить её? – изумилась Виноль. – Ты отрезаешь ей ноги!
– Ноги – дело наживное. И я забираю твой флайер.
Найгиль подхватила тело девочки на руки, понесла к машине. Виноль бросилась следом:
– Ты хочешь реанимировать её? Она уже не станет полноценным человеком, ей не пройти Переход! И Люсор говорит…
– К чёрту Переход! И к чёрту вашу «великую богиню»!
Глава 16. Замысел
Дверь медкабинета отворилась с еле слышным шуршанием. Найгиль не обернулась – знала, кто это. Ждала и боялась разговора. Последнего. То, о чём она собиралась просить, слишком походило на предательство. Хотя, если быть честной до конца, она предала Моджаль давно. Когда насильно влюбила в себя.
Подруга тихо подошла, стала рядом. Кивнула на реанимационную ванну с плавающим в растворе протоплазмы телом.
– Ты нашла новую игрушку? Собираешься провести ещё один эксперимент? Вновь осчастливишь человечество?
В словах её звучали горечь и сарказм. Найгиль постаралась не услышать этого.
– Попробую.
С минуту Моджаль стояла молча. Потом опять заговорила:
– Что ж, желаю успеха, искренне. А я ухожу. Это мой предел, Найгиль. Моя «вечность» исчерпана.
– Я знаю.
– Ты не будешь меня больше останавливать?
– Нет. У меня только одна просьба. Ради нашей любви.
Последняя фраза прозвучала отвратительно, подло. Найгиль сама себе была противна.
– Конечно, – согласилась Моджаль. – Я сделаю всё для тебя. Кроме одного – я не смогу жить. Даже ради нашей любви. Пожалуйста, не проси меня об этом!
– Я и не прошу тебя жить. Но не уходи в Усыпальницу.
Подруга застыла удивлённо.
– Не поняла? Что же ты тогда просишь?
– Я хочу, чтобы твоё физическое тело осталось здесь.
– После того, как я засну?!
– Да. Ты согласишься на такое?
Моджаль испуганно отшатнулась, с недоверием посмотрела на неё. Её глаза и сегодня казались тёпло-карими, живыми. Лишь казались.
– Но… я ведь тогда стану «призраком»? Бестелесное полусуществование в абсолютной пустоте. Зачем?!
– Мне нужна энергия твоего эфирного тела.
Плечи Моджаль безвольно опустились. Грустная улыбка тронула её губы.
– Ты готова мной пожертвовать ради своего эксперимента… Что ж, пусть будет так. Я ведь твоя половинка. Делай со мной то, что считаешь необходимым.
«Я не хочу жертвовать ни тобой, ни кем бы то ни было! Но если сейчас что-то не предпринять, всех нас ждёт куда более страшный кошмар!» Найгиль подавила менто. Она ведь сама до конца не знала, что нужно делать. Если бы рядом был кто-то, похожий на давно сгинувшую Клер Холанд! Кто-то, способный хоть одним глазком заглянуть в будущее!
Больше они не сказали друг другу ни слова. Не о чем было говорить. Найгиль вынула из ящика стола заполненную тёмной жидкостью тубу с пульверизатором, направила на Моджаль, и когда та закрыла глаза, отключая сознание, сжала. Всё оказалось до безобразия просто. Алое облачко коллоидной взвеси окутало тело подруги и сразу же будто втянулось в него, окрашивая зловещим багрянцем. Моджаль пошатнулась, упала на колени, беззвучно рухнула ничком на пол. Её физическая оболочка, лишённая ментоконтроля, не распалась, но начала съёживаться, уплощаться. Несколько секунд спустя на полу лежала тускло поблёскивающая тонкая плёнка. Всё, что осталось от человека, которого Найгиль любила сильнее, чем всех, кто когда-либо жил в этой Вселенной. Голова закружилась от понимания, на что она обрекла любимую. Нет, не поддаваться эмоциям! Хватит эмоций! Этот мир сыт ими по горло. По уши!
Найгиль поставила блокировку в сознании. Опустилась на пол, осторожно коснулась плёнки рукой. Та была тёплая. Живая.
…Она летела высоко в прозрачном лазоревом небе, а внизу медленно проплывали леса, озёра, реки, болота. Летела, и солнце приятно грело спину, а встречный ветер нежно ласкал лицо и грудь.
…Тёплое озеро медленно колыхало её огромной ладонью. Волны бережно перекатывали через бёдра, живот, иногда брызгали в лицо сладко-солёной пеной.
…Она лежала на чём-то мягком и упругом. Пятки, ягодицы, лопатки, затылок ощущали опору. Это тоже было приятно. Не так, как летать или плыть, но приятно. И дышать было приятно. Раньше она не дышала, а теперь воздух с едва уловимым ароматом мяты входил в неё, заставляя грудную клетку ритмично расширяться. И слышать, как ровно и мощно бьётся сердце, перекачивая кровь по артериям и венам, приятно. И приятно чувствовать, как повинуясь желанию, мускулы перекатываются под кожей.
– Доброе утро, Алина!
Голос, зазвучавший в голове, был незнакомым. Но имя она вспомнила. Так звали девочку, сбежавшую из посёлка и угодившую в лапы шлейфокрыла и в желудок пузыря одновременно. Надо же, какая «везучая». Кажется, именно пузырь ту девочку и слопал.
– Алина, я знаю, что ты проснулась, открывай глаза.
Или не слопал? Наверное, нет, если с ней разговаривают.
– Не притворяйся, что не слышишь меня!
В самом деле, Алина ведь слышала хок. Внезапно плёнка, окутывающая сознание, лопнула. «Эй, так это же я – Алина! И со мной сейчас разговаривает хока. Она знает, что я её слышу!»
Она открыла глаза. Приглушённое освещение казалось нестерпимо ярким для отвыкших зрачков, заставляло болезненно жмуриться. Это была какая-то незнакомая комната, вовсе не спальня в их доме. Окон нет, лишь бело-голубые стены, пол, потолок, квадратное ложе посередине и больше ничего.
Хока сидела в ногах, внимательно смотрела на неё.
– Как себя чувствуешь?
Алина постаралась улыбнуться.
– Нормально. Нет, пожалуй, я очень хорошо себя чувствую. Это ты спасла меня там, на болотах? Как тебя звать?
Спросила и удивилась, – что это с голосом происходит? Почему он звучит так низко и грубо? Когти шлейфокрыла повредили гортань?
– Меня зовут Найгиль, – ответила хока.
– А меня – Алина.