У него была очаровательная и совершенно обезоруживающая улыбка: казалось, что тебе улыбается счастливый ребенок, на которого просто нельзя сердиться.
Диану сразу заинтересовал загадочный и совсем непохожий на других обитателей Охотничьего дома Барри. И она решила побеседовать с ним наедине.
Интересно: что он о ней думает? Она столько слышала лестных слов в свой адрес, столько мужчин восхищались ее красотой, что привыкла только к поклонению.
Диана прекрасно сознавала, что мужчине, который последние несколько лет своего путешествия провел в таких местах, где женщину можно было увидеть только разве что во сне, она должна казаться неотразимой.
Барри пару раз взглянул в ее сторону, и Диана с изумлением увидела на его лице выражение легкой насмешки.
Ей пришлось пустить в ход свое обаяние, которое всегда безотказно действовало на мужчин: кокетливую обольстительную, как ей казалось, улыбку, чуткий, проникновенный голос.
Она делала это бессознательно, однако исключительно для того, чтобы привлечь к себе внимание незнакомца, и Лоэлия, которую женская интуиция никогда не подводила, поняла: Диана заинтересовалась Барри. А вот что скрывается за обычной учтивостью Барри, — было секретом и для нее.
После ужина все вышли на веранду, а потом по мощенной плитами дорожке — в сад. Спустились сумерки. Вечер выдался чудесный — ни ветерка, ни облачка.
Впереди возвышались холмы, казавшиеся на светло-синем небе темными и таинственными. В неподвижной глади серебристого озера отражалась полная луна. В небе блестели редкие звездочки.
Где-то далеко в лесу ухала сова. Все шли по лужайке, покрытой сочной зеленой травой, а над головами, тихонько шурша крыльями, проносились летучие мыши.
Больше не было слышно ни единого звука. Казалось, вся жизнь здесь: мир замер, благоговейно внимая Ее величеству тишине, а шумного, дымного и пыльного города вообще не существует.
Диана с Барри как-то незаметно отстали от остальных и направились к озеру.
— Вы рады, что вернулись домой? — спросила Диана.
— Очень, — ответил Барри. — Англия — единственная страна, которую я люблю всем сердцем. Только здесь чувствуешь себя спокойно и уверенно. В мире больше нет такого места, которое кажется цветущим садом, выращенным заботливым садовником.
Диана тихонько рассмеялась:
— Надо полагать, под заботливым садовником вы подразумеваете нас, кто никогда не покидал Англию. Спасибо за комплимент.
Барри серьезно посмотрел на нее.
— Я часто думаю о том, сколько вреда приносит такая блестящая молодежь нашей стране, — проговорил он.
— Вреда? — удивилась Диана. — Это еще почему?
Прежде чем ответить, он немного помолчал, глядя на темнеющие вдалеке холмы.
— Сейчас я вам отвечу, — сказал он. — Это случилось с год тому назад или чуть больше, когда я был на фронте на севере Индии. Я случайно оказался в одной маленькой христианской колонии. Возглавлял ее священник, которому помогали двое белых мужчин и несколько солдат индусов.
Гости бывали у них нечасто, поэтому встретили они меня на редкость радушно.
Тому, кто не имеет представления о том, как одиноко могут чувствовать себя люди, вынужденные год за годом жить в глуши, этого, конечно, не понять.
Со священником у нас вышел обстоятельный разговор. Это был католик, приятный в общении, но малообразованный человек. Пятнадцать лет назад он миссионером приехал в Индию и с тех пор ни разу не бывал в Англии. Труд его был необыкновенно тяжелым.
Туземцы нисколько не возражали против того, чтобы он обучал их детей, да и сами при необходимости извлекали для себя пользу из его проповедей, однако в радости и в горе они неизменно обращались к своим языческим богам, которых считали гораздо более могущественными.
Самое интересное — они очень уважали инородцев.
Это были простые люди, которых не коснулась революционная цивилизация южных районов Индии. Жизнь их протекала спокойно и незатейливо.
Однажды священник признался мне:
«Я частенько размышляю, Данбар, если бы мне пришлось сейчас вернуться, какой бы меня встретила Англия после столь долгого отсутствия?»
Я ответил ему, что вряд ли он заметил бы какие-то серьезные изменения, разве что машины стали ездить немного быстрее.
А он ответил:
«Не знаю, право… Недавно я увидел, как трое мальчишек-туземцев, которых я изо всех сил пытался научить христианским заповедям, внимательно рассматривают журнал полугодовой давности, который, видимо, за ненадобностью выбросил кто-то из офицеров. Недоумевая, что же могло их так заинтересовать, я подошел. И вот что я увидел».
Барри на минуту замолчал.
— Священник, — продолжал он, — протянул мне злосчастный журнал. На первой странице была фотография, где вы запечатлены во весь рост.
— Моя? — удивилась Диана. — Как интересно!
— Вы стояли с двумя молодыми мужчинами, — продолжал Барри. — Заголовок, насколько я помню, сообщал читателям, что на фотографии «Мисс 1930 года». И друзья ваши были разодеты так дико, что трудно себе представить, чтобы подобным образом одевались люди.
В голосе Барри слышалось такое презрение, что Диана покраснела до корней волос. Теперь она отчетливо вспомнила эту фотографию. В свое время, когда ее опубликовали, она тоже пришла в неописуемую ярость.
На той вечеринке все действительно были одеты так, словно внезапно потеряли рассудок, да и вечеринку нормальной назвать было трудно. Сама Диана была в почти ничего не прикрывающем купальнике, расшитом золотыми монетками.
На голове красовался котелок, на запястья надеты наручники.
Один из ее приятелей, молодой лорд, только что окончивший Оксфордский университет, был одет, вернее раздет, — как Тарзан.
Его друг, который не пропускал ни одного ночного клуба в Лондоне и вечно попадал в какие-то истории, решил удивить весь белый свет, надев вместо брюк рубашку и наоборот.
Скалясь в глуповатых улыбках и подхватив Диану с двух сторон под руки, подвыпившие молодчики уставились в объектив фотоаппарата. В результате получилась фотография, которую вряд ли захочешь показать своим родственникам, и уж тем более всему миру.
Диане даже вспоминать было стыдно об этом эпизоде, но прежде чем она успела произнести хоть слово, Барри продолжал:
— «Неужели это и вправду высшее общество?» — спросил меня священник и добавил, что отца одного из ваших приятелей он хорошо знал, так как учился вместе с ним в университете. Это был серьезный юноша, мечтавший сказать свое слово в политике.
Барри замолчал. Они пошли дальше, и внезапно Диана почувствовала, как ее охватывает негодование. И как он только смеет с таким презрением ей все это рассказывать!