Искал Аллаха – нашел Христа. История бывшего мусульманина - читать онлайн книгу. Автор: Набиль Куреши cтр.№ 33

– Дэвид, но как мы можем быть во всем этом уверены? Я хочу сказать, я ведь не видел этой надписи, а если бы и увидел, не смог бы проверить ее подлинность. Да и насколько можно доверять рассказам церковников, тоже непонятно. У них ведь были свои интересы. Все это слишком сомнительно.

– Послушай, Набиль, – слегка раздраженно ответил Дэвид, – ты же изучал эпистемологию. Ты прекрасно знаешь, что усомниться при желании можно в чем угодно. И в том, что мы с тобой сейчас разговариваем, и в том, что вообще существуем! Быть может, и нас нет, и ничего вокруг нет, а есть только Матрица. Или мозги в пробирке, на которые безумные ученые подают электрические разряды. Ты же знаешь, что это невозможно опровергнуть. Все зависит от того, насколько ты готов быть скептиком. Пожалуйста, сомневайся во всем, если хочешь – но тогда уж сомневайся последовательно. Если ты настолько сомневаешься в Библии – пожалуйста, будь так же скептичен, когда дело дойдет до Корана.

Я приподнялся, взволнованный даже слабым намеком на вызов моей вере:

– Коран, Дэвид, выдержит любые сомнения! Не составляет труда доказать, что он дошел до нас именно таким, каким был получен от Мухаммада, а через него от Аллаха!

– Набиль, – настойчиво ответил Дэвид, – с таким уровнем скептицизма, какой ты сегодня проявил, вряд ли можно вообще во что-то верить. Доберемся до Корана – посмотрим; но пока скажи мне, ты понимаешь, что мы всегда имеем дело с тем или иным уровнем вероятности? Абсолютной уверенности в чем-либо у нас нет и быть не может – по крайней мере в реальном мире.

– Да, это правда.

– Хорошо. Значит, абсолютной уверенности у нас нет, но самое правдоподобное предположение заключается в том, что Евангелия – действительно надежный источник сведений о жизни Иисуса, и, без сомнения, самый надежный. Хотя бы с этим ты согласен?

Я чувствовал, что между моими сердцем и разумом пролегла трещина. То, во что я всем сердцем хотел верить, решительно противоречило тому, что приходилось признать умом. Я словно разрывался надвое.

Мой взгляд упал на раскрытый учебник химии.

– Как жаль, что религия не похожа на науку! – воскликнул я. – Представь, можно было бы просто пойти в лабораторию, поставить эксперимент и проверить, кто из нас прав!

– Не знаю, Набиль. Даже наука индуктивна: она строится не только на дедуктивных умозаключениях, но и, прежде всего, на наблюдениях и гипотезах. Мне кажется, то, что обсуждаем мы, принципиально не слишком от нее отличается.

Я недоверчиво уставился на него.

– По-моему, ты сейчас споришь только ради спора, чтобы ни в чем со мной не соглашаться!

Дэвид рассмеялся.

– Не хочется тебя расстраивать, но с этим я тоже не согласен! Что ж, давай согласимся не соглашаться.

Я кивнул, и остаток вечера мы занимались химией.

Однако где-то в глубине сознания я понимал, что не могу не согласиться с Дэвидом. Если приведенные им факты верны, то верна и аргументация. Но признать его правоту я не мог – это могло слишком дорого мне стоить. Пришлось бы признать, что и мои родители, и наставники ошибаются насчет Библии. Но они так тверды в вере, так искренни, так преданны Богу! Как они могут ошибаться?

Так что я не мог признаться Дэвиду в том, что его аргументы кажутся мне разумными. Да что там – не мог признаться в этом даже самому себе.

Комментарий эксперта, доктора Дэниела Уоллеса, профессора новозаветных исследований Богословской Семинарии Далласа, а также ведущего редактора и консультанта пяти переводов Библии, о Новом Завете читайте на стр. 391.

За следующую пару лет я пустил в УОД глубокие корни и присоединился ко множеству организаций и обществ, стремясь и жить как можно более полной студенческой жизнью, и улучшить свое будущее резюме. Помимо членства в нескольких клубах я стал президентом ораторской команды, руководил тренировками и отвечал за связь с отделом студенческой активности. Кроме того, я работал в отделе приема абитуриентов, готовил презентации в PowerPoint и проводил экскурсии по колледжу, когда у нас не хватало гидов. Из-за такого множества занятий я обзавелся целой толпой друзей-приятелей и больше не грустил в одиночестве.

Однако на всем протяжении учебы лучшим моим другом, разумеется, оставался Дэвид. Всякий раз, когда нечем было заняться в «окне» между лекциями, или наступал перерыв на обед, а мне не с кем было идти в столовую, первым делом я звонил ему. Почти со всеми друзьями я чувствовал себя свободно, но ни с кем не ощущал такой глубокой связи, как с ним. Оба мы были глубоко верующими – хоть и верили в разное; и это связывало нас на особенно глубоком и личном уровне.

Кроме того, вместе с Дэвидом я проводил почти все время на учебе – и в Гуманитарном корпусе, и в корпусах естественных наук. Мы регулярно виделись и часто вместе шли с занятий по естественным наукам, которые обычно проходили по утрам, на лекции в Гумкорпус.

Одна такая прогулка состоялась после лабораторной по химии. Мы с Дэвидом занимались химией в разных лабораториях и, встречаясь после семинаров, всякий раз хвастались друг другу своими успехами. Начинали мы с легких преувеличений, а дальше, стремясь перещеголять друг друга, состязались в том, кто расскажет более невероятную историю – и доходили до немыслимого полета фантазии.

В этот раз на лабораторной я произвел впечатляющее кислотно-щелочное титрование. Тема очень мне нравилась, я понимал ее интуитивно, прежде всего потому, что успех можно было определить «на глазок». Если не знаешь, кислота или щелочь у тебя получилась, все, что нужно – это опустить в раствор лакмусовую бумажку. Порозовеет – значит, кислота; приобретет оттенок пурпура – щелочь. Лакмус непогрешим, когда хочешь узнать, удачно ли прошел эксперимент.

После лабораторной я поджидал Дэвида снаружи, во дворе. Он запаздывал. Когда он наконец вышел, я тут же изложил ему свою историю.

– Представь, я сегодня за пятнадцать минут все на-титровал! Без лакмуса! Я просто глаз с пробирки не сводил, и вдруг – бац! – все! Ну, и тебя потом ждал.

– Да? А я просто вошел в лабораторию, взял две пробирки, с щелочью и с кислотой, поставил их рядом и велел: «Титруйтесь!» И повиновались они мне со страхом и трепетом. За минуту.

– Угу. А почему же ты опоздал?

– Целый час раздавал преподам автографы!

– И поэтому тебя так долго не было?