Сияние «жеможаха» - читать онлайн книгу. Автор: София Синицкая cтр.№ 25

Отряд исчез, впоследствии были обнаружены фрагменты одежды колонизаторов со следами звериных когтей и обглоданный скелет Сущего – в костях засели две стрелы с наконечниками из консервной банки, рядом валялись удостоверение на ношение маузера и прочие документы.

Васина мама осталась одна, за ней ухаживали инженер Крупов и кандидат наук Альберт Иванович Привозов из Института вакцин и сывороток. Также к маме хорошо относился зоолог И-Тин. С И-Тином и Привозовым Аню познакомил отец, он знал их по университету.

С китайским зоологом Анна Гермогеновна ходила обедать в столовку. Она работала в Пушкинском доме, И-Тин занимался вопросами репродукции у рептилий. Он приглашал подругу Гермогеновну и её детей к себе на пропахшую формалином кафедру, показывал красивых пёстреньких змеек, белых мышей, застывшего в задумчивости варана. В шкафах стояли банки с заспиртованными тварями.

И-Тин гулял с Гермогеновной по набережной, читал стихи о том, как улетает стая стремительных птиц, мышь выбегает из-под кровати, а старая обезьяна плачет на крыше ^[6]. «Это я, это я!» – говорила Аня, она действительно иногда плакала на крыше каретника, вычищая насесты почтарей и любуясь закатом.

С детьми китаец организовал Союз беспечных жителей бамбуковой долины. Он жил на соседней линии и часто приходил в гости к обитателям дома с тремя полукруглыми окнами на последнем этаже.

И-Тин рассказывал Гермогену Ивановичу про устройство хвостов удавов. Гермоген Иванович рассказывал И-Тину про навигационные способности почтарей…

После неудачной рыбалки И-Тин очень ловко завернул дедушку в праздничную вологодскую скатерть, помог маме Ане спустить его по лестнице и отвезти на Смоленское кладбище. Китайский зоолог отдавал Гермогеновне свои карточки, но при этом всегда был сыт. У него не было времени стоять в очередях и отоваривать карточки, он писал диссертацию и много работал. Аня старалась не думать о том, что он ест.

Аня с Марусей не голодали: они плели маскировочные сети и получали за это рис, почему-то именно рис, инженер Крупов делился с ними салом, принёс мешок лука и кокосовое масло, ещё был запас птичьего корма.

Однажды кто-то залез на крышу каретника, чтобы съесть голубей. Маруся сквозь сон слышала, как дедушка гремит ногами по железу, а когда раздались возмущённые мамины крики, вспомнила, что дедушка умер. Мама прогнала грабителя. Голубей перенесли в квартиру, в нетопленной комнате они перепархивали с полки на полку и довольно курлыкали.

Потом было нашествие крыс. Ночью серые разбойники прыгали по спящим, воровали еду. Больше всего девочки боялись за птичий корм. Во время воздушной тревоги мама с Марусей забирали с собой в бомбоубежище мешки с зерном.

В бомбоубежище Академии художеств было очень холодно. Туда приходили ребята со Второй линии – осенью в полуподвальном этаже дома номер три организовали класс. Строгая учительница с маленькой собачкой вела уроки и задавала большое домашнее задание. Маруся радовалась, что мама разрешает не ходить в школу (надо ведь сети плести!), ей совершенно не хотелось писать и считать.

Однажды в бомбоубежище старенький искусствовед прочёл лекцию о фресках, детям было интересно: наверху ровным строем летели гитлеровские самолёты, мир грохотал и рушился, а в Тоскане светило солнышко, пели птицы, цвёл миндаль; монах-художник похитил из монастыря юную монахиню, у них родился великий Филиппино Липпи. Хранитель Абезгауз тоже слушал лекцию. Ему тоже хотелось умыкнуть монахиню, а потом устроить итальянский пир с жареной дичью и сладким вином.

Возвращаясь домой, открывая дверь, девочки слышали топот расходящихся со своего партсобрания крыс. Мама была в отчаянии – она посадила горох, он дал мощные ростки, которые можно было есть с салом и скармливать птицам, но крысы всё грызли и разоряли.

И-Тин принёс девочкам удава, объяснил, как с ним обходиться, и пообещал, что больше крыс не будет. Это была самка, её назвали Машенькой. Самец остался у китайца. При Машеньке нельзя было делать резких движений, надо было ходить медленно, руками водить плавно, не кричать, не плакать, не смеяться. В общем, проявлять созерцательное спокойствие и не пускать её к голубям.

Машенька любила тепло. Девочки жили на кухне, где топилась дровяная печь и висел банный пар – в кастрюле постоянно кипела вода. Окна изнутри заледенели, покрылись узорами. Днём Машенька дремала, вытянувшись на спинке дивана, слившись с турецким орнаментом, мама с дочерью ходили «сарабандой», говорили шёпотом. Ночью засыпали, прижавшись друг к другу, а верная Машенька тихо гуляла по квартире и охотилась на крыс, которых действительно поубавилось.

Машенька полагала, что в условиях войны и блокады борьба с грызунами должна рассматриваться как мероприятие государственной важности, имеющее определённое оборонное значение. Несколько раз голодный удав выползал за поживой на лестницу через прогрызенную крысами дыру в прихожей. Змея очень испугала дворника Назима Наримановича. Нариманович побежал за лопатой, чтобы сразиться с Машенькой, мама вовремя вернула беглянку домой, угостила взбешённого дворника кусочком сала.

Лестница с напольной мозаикой «Salve» была загажена заледеневшими экскрементами: не всем жильцам удавалось донести ведро до помойной ямы, которую дворники вырыли во дворе, когда отключилось водоснабжение. Под Цветковыми жила суровая коммунистка Вера Сергеевна, она получала иждивенческую карточку и быстро слабела. Хотела быть примером несокрушимости для мещан-соседей. Еле удерживая лом, скалывала с лестничных ступенек лёд от расплёскиваемой воды и «их» нечистоты. Твёрдым взглядом провожала инженера Крупова, который, поскальзываясь и матерясь, раз в неделю поднимался к девочкам Цветковым. У него было красное лицо, изо рта пахло луком и махоркой, в сумке он нёс еду. «Это высшая справедливость! – говорила мещанам-соседям несокрушимая коммунистка. – Крупов – ведущий инженер оборонного предприятия. Там выпускают снаряды, которые полетят во врага. Он просто обязан хорошо питаться!»

Крупов оценил крысобоя Машеньку, осторожно гладил её по хвосту (чешуйка к чешуйке), пропилил для неё дырку в кухонной двери, как для кошки. Наевшись с девочками каши с салом, вытягивал ноги, закрывал глаза и засыпал; удав тихо ползал вокруг ведущего инженера, раздвоенным чёрным язычком пробовал его наручные часы с кожаным ремешком и двумя циферблатами. Проснувшись ночью, Крупов видел, что Маруся дремлет у него под боком, а мать её при свете керосинки читает книжку и курит трубку. Крупов принимался жарко обнимать Анну Гермогеновну, тащил её в комнату к голубям, там была железная кровать на колёсиках. Несмотря на холод, пламя его страсти разгоралось сильнее, он наваливался на Аню, с хрипом мягко кусал её плечи и шею. Встревоженные голуби били крыльями и взлетали под потолок, Машенька, недовольная всей этой вознёй, раздражённо шипела и уползала синим чулком прочь. Вера Сергеевна, лёжа в пальто в кровати, с распахнутыми глазами прислушивалась к стуку колёс над головой и думала про высшую коммунистическую справедливость.