Сияние «жеможаха» - читать онлайн книгу. Автор: София Синицкая cтр.№ 13

Иадова чувствовала, что обитателям детского дома живётся хорошо, и это не правильно, несправедливо, не положено. Последние приступы ярости не прошли для неё бесследно – голова кружилась, по утрам было не сжать кулак. Ненависть к Броне полностью пропитала Иадову, она думала только о том, как бы её ликвидировать.

В детском бараке готовились к годовщине Октября. В зале КВЧ Петя с Гришей всю ночь мастерили броневичок и крейсер «Аврору» на колёсиках. Под утро Гриша пошёл будить Костика и грузить декорации – театр ехал на гастроли. Петя остался работать над маской буржуя. Он решил переделать в буржуя старую, кое-где расклеившуюся, погрызенную мышами и от этого ещё более страшную Бабу-ягу. Петя надел маску. Через дырки-глазницы окружающее виделось совсем по-другому. Этнограф-водовоз представлял себе, что проник в потусторонний мир, в сакральное пространство, которое охраняется духами и чудовищами. Петя побродил по бараку, подкинул дрова в печки, почувствовал, что живот свело от голода, и, не снимая маску, вышел на улицу. Уже неделю стояла морозная бесснежная погода. Резкий ветер трепал седые космы высокой тощей Яги в сапогах и ватнике. Стремительно, широким шагом шла она через двор на кухню дегустировать манную кашу. В тающей темноте слонялся сонный водитель, Гриша гремел фанерой.

Это была обычная Петина работа – каждое утро приходил он на кухню, чтобы следить за качеством манной каши. Петя чинно надевал белый халат, съедал миску серой питательной жижи, заносил в журнал замечания об опробованной пище, затем снимал халат, пил кипяток и ждал в тишине и покое, когда в него вольётся волшебная сила. Дождавшись, хватал богатырскими руками чаны с кашей, переносил их на сработанную Архипычем специальную повозку – то ли большую тачку, то ли маленькую телегу, впрягался в специальный хомут и, «себя в коня преобразив», вёз детям завтрак. В бараке Броня насыпала в кашу растёртые сушёные ягоды, и дети начинали есть. В ползунковой группе было одиннадцать едоков, их надо было кормить одновременно, пока каша не остыла. Броня ставила в ряд одиннадцать стульев, каждого едока крепко привязывала полотенцем к стулу, так, чтобы ручки были спрятаны. Строго тараща глаза, няня бегала вдоль стульев и вмазывала в ротики кашу. Кто-то из едоков жевал сознательно, кто-то плевался, кто-то смеялся, кто-то крутился в своём коконе, кто-то с треском пукал, кто-то хныкал…

Петя открыл дверь на кухню и замер на пороге – над чанами склонилась ведьма в гимнастёрке, она что-то осторожно сыпала из газетного кулька в детскую еду. «Разрешите обратиться!» – гаркнул взволнованный Петя. Ведьма вздрогнула и невзначай высыпала в кашу всё, что было в кульке. Взглянув на Петю, она закричала от ужаса.

– Разрешите обратиться! Что вы сыпали в кашу? – Петя в беспокойстве подошёл к плите.

Иадова, не прекращая кричать, пятилась от него, выставив перед собой ладони.

– Кто вы?! Кто?! – орала ведьма.

– Я представитель санчасти. Приготовленная пища должна быть опробована. Я несу ответственность за качество манной каши. Я – ударник-специалист по манной каше. Что вы сыпали в еду?

Иадова обезумела от ужаса, она кричала не переставая. Петя сорвал маску и понюхал кашу. Несомненно, был посторонний запах – чего-то неприятно-сладкого. На крик прибежали с улицы, в открытую дверь ворвался Патрон. Петя зачерпнул миской кашу и поставил на пол. Патрон, обжигаясь, стал жадно есть. Иадова хотела отобрать у Патрона миску, пёс вцепился ей в ногу. Прибежала Броня. Иадова, хромая, бросилась на неё с кулаками:

– Отравительница! Хотела отравить детей! Охрана! Тревога! Спустить собак! Стрелять ракетами!

Петя оттащил взбесившуюся Иадову от Брони и вытолкнул на улицу. Припадая на укушенную ногу, начальница кругами бегала по двору, потом кинулась к грузовику и стала яростно крутить кривой стартёр. Мотор не заводился. Петя вспомнил детские кошмары, которые настигали его во время высокой температуры: там нечто бегало по кругу, стремительно уменьшая радиус вращения, съёживалось в точку и взрывалось. Дети, охранники, зэки и растерянный водитель смотрели, как начальница пытается завести машину, но к ней никто не подходил, все боялись. Забурчал мотор. Тата вытащила стартёр, широко размахнувшись, бросила его в людей, забралась в кабину, хлопнула дверцей, закопошилась, как паук, суча руками и ногами, приводя в движение усталый от непогоды и плохих дорог ЗИС-5, сделала прощальный круг и выехала с зоны. Все пошли на кухню. Там рядом с миской лежал околевший Патрон.

Костику снилось, что в прокуренной сторожке начальница Гвоздева визгливо смеётся, Панов парит на стуле, Головкин намазывает хлеб жиром, посыпает сахаром и даёт всё это ему, «луководителю» театра. За окном вьюга, даже внутри перед дверью бело – намело. Костик хочет попробовать лакомство, но что-то ему мешает, что-то толкает его, и мороз пробирает до костей. Незнакомый красноармеец с потным лицом опрокидывает в пасть содержимое железной кружки, крякает, ухает и рассказывает, как геройски задерживал в Кедровом Шоре диверсионную группу немецких десантников. Костику кажется, что он врёт. Дверь на улицу скрипит и хлопает.

Мальчик открыл глаза и понял, что находится в едущем грузовике, в кузове; одна сторона брезентовой крыши отстала от борта и хлопала на ветру. Гриша спал мёртвым сном, на его усах повисли белые капли, в бороде застряла солома. Костик удивился, что они так долго едут до станции. Он подполз к борту и глянул под брезент. Никакой железки и в помине не было. Грузовик шёл по незнакомой дороге, по её краям ровным строем стояли зелёные ели. Костик посмотрел в заднее окно кабины и глазам своим не поверил – машину вела жеможаха! Он растолкал Гришу – «Жеможаха! Жеможаха!» – тот встрепенулся и застучал кулаком.

Тата испугалась – она думала, что едет одна. Начальница ударила по тормозам, и ЗИС заглох. Все вылезли из машины и уставились друг на друга. Падали редкие снежинки, грузовик стоял на широкой дороге – это была замёрзшая река, под слоем льда печорские рыбы активно обсуждали сложившуюся ситуацию. Сорога предполагала, что начальница сейчас всех порешит из наградного нагана. Окунь с сомнением шевелил красными плавничками, он возражал, указывая на то, что Захар Иванович заглох, кривого нет, и кто-то должен помочь Иадовой завести машину с толкача, иначе – верная смерть от холода в этой пустыне. Старый толстый язь ослепил присутствующих серебряным блеском мундира: «Товарищ Иадова не помнит, что нет кривого. Она находится во власти нелепых идей и обманчивых чувств. Её болезнь очевидна: душевное расстройство, паранойя. Начальница думает, что против неё что-то замышляется, что её чести и жизни грозит опасность. Она считает себя жертвой интриг. Она принимает меры самообороны и обнаруживает прямо враждебное отношение к своим мнимым преследователям – аристократам, троцкистам, магнетизёрам, нянькам, артистам. Сейчас может случиться всё что угодно».

Иадова посмотрела по сторонам – вокруг тишина, никаких признаков жизни.

– Ты кто такой? – крикнула она, схватившись за кобуру.

– Заключённый Д-147, активист КВЧ, кадр, овладевший техникой вождения марионеток и сколачивания детских гробов. Куда вы едете? Куда вы нас привезли?