2
Но Ленин, Орджоникидзе, Сталин и другие умные товарищи, проводившие национальную политику советской России, не могли ничего поделать с национальными чувствами самого Муравьева и его войска. После назначения Коцюбинского Муравьев был просто в ярости и не вполне успокоился, даже когда его заверили, что Коцюбинский будет лишь подписывать документы, а командующим останется он, Муравьев. Задето было не только честолюбие Муравьева, но и его национальные чувства: «К украинскому народу он относился с пренебрежением. Были в его словах централистические тенденции»
[785], – утверждал Владимир Затонский. Да Муравьев и не скрывал даже перед следствием, что ему крайне не понравилась такая уступка украинским националистам. Русский человек, он не признавал «украинского вопроса» и вполне искренне боролся против украинского сепаратизма. «Централист по своим убеждениям, враждебный идее независимой Украины»
[786], – писал о нем Антонов-Овсеенко. Муравьев «рассматривал себя начальником войск специально российских»
[787], – констатировал украинский большевик Николай Скрипник.
Среди красногвардейцев Донбасса были люди явно украинского происхождения вроде того же Дмитрия Жлобы. Но этот сын украинского батрака родился и вырос уже в Киеве, жил в рабочих поселках Донбасса, трудился на шахтах. В городе среди промышленных рабочих преобладали русские люди. В русской этнокультурной среде украинские ребята довольно быстро ассимилировались, видимо, еще в детском возрасте. Так или иначе, но сами большевистские начальники не считали красногвардейцев Макеевки и Харькова украинцами.
Всего войска Муравьева накануне штурма Киева насчитывали до 8500–9000 человек, украинцев там было несколько сотен. Точно установить трудно, но помимо 200–300 червонных казаков из отряда Примакова были украинцы и в обеих революционных армиях. На Киев шли сибирские стрелки, балтийские матросы, московские, петроградские, тверские, брянские, харьковские, макеевские красногвардейцы. Вряд ли справедливо называть это войско русской армией, да и сражалось оно не за Россию, а за власть большевиков. Однако русский большевик, «как и всякий другой русский, также привык считать всё украинское своим, русским, также не раз кривился и говорил: “Э, какая там Украина! Всё это мелкобуржуазные выдумки. Хохлы – это те же русские”, только добавлял еще, что “хохлацкий национализм” разъединяет единый русский пролетариат»
[788].
3
Киевское направление было главным, но не единственным фронтом этой войны. Война расколола даже Черноморский флот. Крейсер «Память Меркурия» поднял жовто-блакитный флаг. Украинцы оказались там в большинстве. Тогда двести русских военных моряков (более трети экипажа) в знак протеста покинули корабль. Из офицеров на крейсере остался только мичман Дьяченко. С собой русские унесли корабельную святыню – Георгиевский Андреевский флаг, который был не нужен победившим украинцам. За историю Российского императорского флота только два корабля получили в награду за удивительный, невероятный героизм георгиевские флаги: «Азов» и «Меркурий». Их наследниками стали «Память Азова» (на Балтийском флоте) и «Память Меркурия» (на флоте Черноморском). Теперь русские офицеры и матросы со слезами на глазах развернули Георгиевское знамя и под звуки военного оркестра перевезли на берег. Но и флаг Украинской Народной Республики недолго развевался над крейсером. Уже в феврале 1918-го «Память Меркурия» захватят большевики.
Под Одессой, Херсоном, Николаевом против созданных украинцами гайдамацких куреней воевал Румчерод – Центральный исполнительный комитет Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы. Первые в истории этого города уличные бои развернулись именно между войсками Румчерода и гайдамаками. Черноморский флот поддержал большевиков огнем корабельных орудий. Победа осталась за большевиками, которые заняли не только Одессу, Николаев, Херсон, но и Елизаветград и дошли до самого Днепра.
Совсем иначе развивались военные действия на Западной Украине. Там шла война между украинизированными и большевизированными фронтовыми частями. Те и другие совершенно позабыли о немцах, тем более что с декабря на фронте действовало перемирие. Если бы немцы в самом деле намеревались захватить Украину и присоединить ее к Германии, лучшего времени нельзя было и найти. Однако они соблюдали перемирие, ожидая результатов переговоров в Брест-Литовске.
В этой войне трудно прочертить линию фронта. В отдельных городах отряды, верные Центральной раде, воевали с красногвардейцами, украинцы – с русскими или с евреями. Так, в Умани прямо на заседание местного совета ворвался комиссар киевского правительства Суровцев с солдатами из куреня смерти и тут же, на месте, расстрелял товарища Пионтковского (члена ЦИК Советов Украины) и товарища Урбайлиса (члена местного Совета), попутно «разгромив все, что возможно было»
[789].
Но обычно фронтовые части не столько уничтожали, сколько разоружали друг друга. И долгое время перевес был на стороне украинцев. Они полностью разоружили некогда грозный Туркестанский корпус, но до поры до времени не могли справиться со 2-м гвардейским. Как считает украинский историк Ярослав Тинченко, борьба на этом фронте закончилась бы победой украинцев, если бы не киевская катастрофа УНР.
Герои «Арсенала»
1
Борьба за Киев в январе 1918-го как будто написана сценаристом приключенческого фильма. В Киеве начинается восстание рабочих, петлюровцы стараются его подавить. Рабочим надо продержаться несколько дней, им на помощь уже идут советские войска. Однако на исходе и силы, и патроны…
Недаром о январском восстании ставили пьесы и снимали фильмы. Самый знаменитый – «Арсенал» Александра Довженко. Там есть и такие кадры. На Киев наступают советские войска: солдаты и красногвардейцы шагают бесконечной вереницей вдоль железнодорожного пути. Встречают смертельно раненного красногвардейца, что бредет от самого Киева. Он говорит им: «Схороните меня дома за полчаса. <…> Поспешайте же, братья, “Арсенал” погибает». Солдаты прибавляют шагу, уже спешат, немногочисленная кавалерия скачет галопом, даже повозки артиллеристов несутся будто на скачках. Но штурм «Арсенала» начинается раньше. Гайдамацкая пехота и конница врываются на завод. Человек, похожий на Петлюру, одного за другим расстреливает пленных. Из револьвера в упор. Петлюровцы расстреливают украинского рабочего Тимоша, но пули отскакивают от его груди, как от бронежилета: «Падай! Падай! Панцирь надел, что ли?» – кричат ему гайдамаки. Тот разрывает рубаху на груди. Железная воля большевиков сильнее петлюровских пуль…
Довженко еще не был реалистом, но передал дух эпохи. И неудивительно. Тогда, в январе 1918-го, молодой гайдамак Довженко вместе с другими петлюровцами штурмовал большевистскую твердыню.