– Кто это? – спросила Анита.
– О, это известные люди! – сказал Вельгунов, затянувшись дымом. – Барышню зовут мадемуазель Бланшар. Она француженка, живет попеременно то в Париже, то в Берлине. В литературном мире известна под псевдонимом Элоиза де Пьер. Такой знак уважения к Пьеру Абеляру, от которого она без ума.
– Она писательница?
– Довольно успешная. Ее романы вошли в моду года три тому назад. Я читал один… Написано бойко, не без таланта, но я не поклонник дамского стиля.
– Вот как? – Анита взглянула на закрытую дверь ресторана. – О чем же она пишет?
– Любовь, Анна Сергеевна, любовь! О чем еще может писать женщина? Что делать, лавры мадам де Сталь и Жорж Санд заставили многих девушек взяться за перо. Однако, в отличие от произведений этих двух представительниц большой литературы, книги мадемуазель Бланшар кажутся мне чересчур легкомысленными. Слишком много в них надуманных авантюр, которых не бывает в жизни. В светских кругах она слывет большой оригиналкой – об этом вы могли судить по ее облачению. Страстная охотница до разного рода приключений, которые чаще всего сама и выдумывает.
– А кто ее спутник?
– Гельмут Либих, племянник знаменитого химика Юстуса Либиха, того, который занимается разработками специальных веществ для повышения урожаев. Очень доходное направление современной науки. Гельмут поставил дядины открытия на коммерческую основу, и дела у него идут неплохо. Сами видели, какой франт! С мадемуазель Бланшар его связывает больше чем дружба – они помолвлены и готовятся к свадьбе.
– Занятная парочка… Интересно, что привело их в этот скромный трактир?
– Не знаю. – Вельгунов опустил руку с сигарой, уперся взглядом в опрокинутую афишную тумбу и продолжал говорить как будто по инерции. – Мадемуазель Бланшар из породы тех людей, которых можно встретить где угодно. Если вы поживете в Берлине подольше, то наверняка еще увидите ее, причем там, где меньше всего ожидали бы увидеть…
Андрей Еремеевич поднял руку, но поймать ртом конец сигары не успел. По телу его прошла судорога, и он прислонился спиной к дверному косяку. Серые глаза застыли.
– Что с вами? – испугалась Анита.
Вельгунов в ответ не издал ни звука и, выронив сигару, сполз по косяку на тротуар.
* * *
Остановившись в Берлине, Анита и Максимов не стали селиться в гостинице, а сняли небольшую квартирку в доме на Фридрихштрассе. Хозяин, пожилой австриец, чей отец воевал когда-то в Силезии, в славной армии Фридриха Гогенцоллерна, с гордостью продемонстрировал постояльцам заржавленную саблю и помятый прусский шлем. Аниту это богатство оставило равнодушной, а Максимов с уважением потрогал шлем и после признался жене, что лишь врожденный такт помешал ему спросить, не от русского ли палаша пострадал данный раритет.
В квартире, кроме кухни, спальни, гостиной и комнатки для прислуги, имелся маленький закуток, который Максимов объявил своим рабочим кабинетом. Там и застала его Анита, вернувшись поздно вечером. Алекс сидел за столом и, склонив голову так, что видны были только уши и затылок, что-то старательно писал.
Анита тихо вошла в кабинет.
– Алекс, ты занят?
– Угу, – откликнулся он.
– Может, отвлечешься на минутку?
Рука с пером остановилась, и Максимов, собравшись с мыслями, спросил:
– Где ты была так долго?
– В полиции, – устало ответила Анита и села на кожаный диван.
– Где?
– В полиции… Алекс, повернись же, наконец, я не могу общаться с твоей спиной!
Максимов бросил перо, но не повернулся, продолжал сидеть лицом к окну.
– Позволь узнать: что ты делала в полиции?
– Давала показания.
– Тебя что, арестовали? По какому поводу?
Максимов не выдержал, вместе с жалобно заскрипевшим стулом развернулся, и Анита увидела его лицо. Увидела и в ужасе всплеснула руками.
– Dios mio, Алекс! Что случилось?
Левая бровь Максимова была кое-как заклеена пластырем, а под глазом виднелся неумело замазанный пудрой громадный синяк.
– Ты попал в уличную потасовку? На тебя на-пали?
Максимов смущенно закряхтел, встал из-за стола и, переместившись на диван, уселся рядом с женой. Попытался обнять ее за плечи, но ей было не до сантиментов. Отстранив протянутые для объятий руки, она коснулась пальцами его лба.
– Кошмар! Где ты набил такую шишку? Говори же, в конце концов!
– Дорогая, я все объясню. Мои друзья… те господа из Вольного гимнастического клуба, о которых я тебе рассказывал… преподали мне несколько уроков английского бокса. Ты не представляешь, какое это увлекательное занятие!
– Теперь представляю. Es increible!
[1] Русский дворянин занимается боксом! Чем, скажи на милость, может привлечь воспитанного человека такая варварская забава?
– Нелли, ты не права, – мягко проговорил Максимов и взял супругу за руку. – Ты ничего не знаешь о боксе. Это целая философия, и я уверен, что скоро она завоюет мир.
– Это будет жутко! Ты хочешь сказать, что все вокруг начнут разбивать друг другу носы? Это же зверство, Алекс, самое настоящее зверство! И ты – ты в нем участвуешь?
Позапрошлой зимой Максимов возил жену в Тверскую губернию, в свое родовое поместье, и там она стала свидетельницей кулачного боя «стенка на стенку», когда на льду речки, делившей деревню пополам, сошлись десятка четыре здоровенных мужиков и начали дубасить друг друга почем зря. Анита, оцепенев, смотрела, как со смачным шлепаньем впечатываются в скулы пудовые кулачищи, как выползают из общей свалки поверженные гладиаторы с разбитыми в кровь губами, и это зрелище ввергло ее в шок. Она в сердцах сказала мужу, что Россия – страна диких гуннов, но он, разозлившись, ответил, что в Испании варварских обычаев не меньше – одна коррида чего стоит. Потом, когда эмоции остыли, Анита признала, что погорячилась, однако с тех пор при всяком упоминании о кулачном бое к горлу у нее подступала тош-нота.
Поэтому, когда Алекс сказал ей, что познакомился в Берлине с людьми, открывшими боксерский клуб, ее это не обрадовало. Любоваться, как добропорядочные с виду господа колошматят друг друга кулаками в толстых кожаных рукавицах… Что за удоволь-ствие!
– Лучше бы ты ходил на шахматные сеансы. Говорят, в Берлине есть несколько известных маэстро… Ты же так любишь умственные упражнения!
– Умственные упражнения должны дополняться физическими, – изрек Максимов. – Навыки бокса никому не повредят. Как я уже сказал, бокс перестал быть обыкновенной дракой. Теперь он стал чем-то сродни тем же шахматам, в нем есть своя стратегия, своя тактика. Если бы ты хоть раз пришла на показательные выступления в клуб, ты бы сама в этом убедилась.