* * *
– Должен вас огорчить, мадам, – сказал Ранке, промокнув платком обширную лысину. – Вы не сможете исполнить данное вам поручение. Пивовар Шмидт вместе с женой и подмастерьем погиб в огне. Полиция обнаружила только их обугленные тела.
– Как же получилось, что они не успели спастись? Ведь пожар начался днем.
– Во время пожаров случается всякое. Дом внутри был заставлен рухлядью и пивными бочками, а хозяин с хозяйкой, говорят, обожали послеобеденный сон… Видимо, проснулись слишком поздно и в дыму не успели выбраться. Их трупы нашли недалеко от выхода.
– Какое несчастье! – сокрушенно вздохнула Анита. – Что я теперь скажу их знакомым?
– Я могу им только посочувствовать, – развел руками Ранке. – По моим сведениям, у Шмидта не осталось родни в Берлине. Он переехал сюда не так давно, около года тому назад.
– Откуда?
– Кажется, из Шлезвига. Там как раз шла война с Данией, было опасно. Он решил поискать счастья в Берлине, но и здесь начались волнения. Что поделаешь – Германия вся, от Баварских Альп до морского побережья, превратилась в осиное гнездо, нигде честному человеку не найти покоя…
– А как у Шмидта складывались дела в Берлине? Успешно?
– Вряд ли. Пивоварня совсем небольшая, конкурентов много. Во всяком случае, пиво с его маркой мне не попадалось ни разу, а уж я в этом вопросе знаток, поверьте.
– Догадываюсь, что и близких знакомых у Шмидта в Берлине тоже не было.
– Наверное, он просто не успел ими обзавестись. Время такое, мадам, что знакомых приходится подбирать очень осторожно. Не ровен час нарвешься на какого-нибудь…
– Ясно, – прервала Анита очередной запев знакомой песни. – Могу я попросить вас еще об одном одолжении, герр Ранке?
– Для вас все, что в моих силах и что не запрещено законом, мадам.
– Тогда расскажите мне о нападении на мадемуазель Бланшар в ресторане «Ореховое дерево», что на Шарлоттенштрассе, произошедшем сегодня днем.
Глаза Ранке полезли на лоб. Он снова потянулся с платком к лысине, но передумал и опустил руку.
– Вы не устаете меня удивлять. Как вам удается узнавать обо всех происшествиях, которые случаются в городе? У вас что, собственный штат осведоми-телей?
– Я не нуждаюсь в осведомителях. У меня редкий дар, герр Ранке: всегда оказываться в нужном месте и в нужное время. Про случай с мадемуазель Бланшар я спросила потому, что была сегодня в «Ореховом дереве» и видела все своими глазами.
– Не сказал бы, что этот дар из числа полезных, – пробормотал Ранке. – Вас могло зацепить пулей.
– Не думаю. Стрельба была вовсе не беспорядочной. Тот человек с бакенбардами выбрал своей мишенью мадемуазель Бланшар, прочие посетители ресторана его не интересовали. А я сидела в стороне.
– Если вы видели все сами, зачем спрашивать меня о деталях? Я там не был.
– Детали покушения мне не нужны. Расскажите о последствиях.
Герру Ранке никогда прежде не доводилось выступать в роли допрашиваемого. Он впервые в жизни ощутил то, что ощущали доставленные в его кабинет арестанты, которых он умело бомбардировал быстрыми точными вопросами.
– Видите ли, – проговорил он и скомкал влажный платок, – о последствиях говорить рано, прошло всего несколько часов, разбирательство продолжается… К счастью, обошлось без жертв. Никто не убит, не ранен, если не считать кухарки, которая, испугавшись выстрелов в зале, порезала себе руку разделочным ножом. Заведению нанесен незначительный ущерб: разбито пять тарелок, восемь рюмок, два бокала и…
– Что с мадемуазель?
– Ничего серьезного. Пули ее не задели. От услуг лекаря она отказалась, и господин Либих отвез ее к себе домой на Лейпцигштрассе.
– Разве она поселилась у него?
– У мадемуазель Бланшар, насколько мне известно, нет своего жилья в Берлине. Приезжая сюда, она останавливается в гостинице «Шпрее». Но после сегодняшних событий она наотрез отказалась возвращаться в гостиницу, и Либих увез ее с собой. Учитывая близость их отношений, он имеет на это право.
– А что стрелявший? Полиция ищет его?
– В меру сил, мадам, – ответил Ранке с видом провинившегося отрока. – Берлин наводнен преступными элементами, отыскать среди них нужного – сложнейшая задача. Этот человек, по всей видимости, специалист в своем ремесле. Очень уж ловко он исчез из ресторана, никто даже не заметил, в какую сторону он побежал. Но я надеюсь на удачу. Его приметы розданы всем полицейским, наши люди прочесывают окрестности. Если бы удалось задержать его в момент преступления…
– Было бы еще лучше, если бы он сам пришел в полицию и сдался. – Анита положила руку на ридикюль, что означало у нее намерение прекратить беседу. – Это все, что я хотела узнать. Danke, Herr Ranke.
Прозвучало в рифму, но Ранке не заметил и не улыбнулся. Тяжело поднявшись из-за своего рабочего стола, на котором среди бумаг стоял гипсовый бюстик Барбароссы, он проводил Аниту до двери. Перед тем, как выйти, она сказала ему:
– Вы, разумеется, будете спрашивать у мадемуазель Бланшар, кому выгодна ее смерть и нет ли у нее врагов. Но прежде я бы посоветовала вам задуматься вот над чем. Этот, как вы говорите, специалист-убийца стрелял из револьвера с расстояния в десять шагов. Ему никто не мешал, он сделал несколько выстрелов, переколотил посуду и ни в кого не попал. Чудно, не правда ли?
* * *
Дом Гельмута Либиха на Лейпцигштрассе Анита нашла без труда. Здесь тоже громоздились обломки баррикад, а некоторые здания зияли выбитыми окнами. Однако строгий особняк Либиха не выглядел пострадавшим, разве что из окружавшей его решетчатой ограды были выломаны несколько прутьев.
В палисаднике, примыкавшем к ограде, возился человек в высоких сапогах и измазанной грязью рабочей куртке – перекапывал землю. Анита подошла к ажурной решетке и сказала по-французски:
– Мне нужен хозяин, господин Гельмут Либих.
Был ли ее вопрос понят, осталось неизвестным. Человек с лопатой, не отрываясь от своего занятия, угрюмо кивнул в сторону ворот. Металлическая калитка в них была приоткрыта. Анита прошла через нее и ступила на посыпанную песком дорожку, которая вела к крыльцу особняка. Дорожку с обеих сторон обступали деревья, а над нею нависали проволочные арки, на которых сухо шуршали на ветру увядшие побеги хмеля.
Дойдя до крыльца, Анита взялась за шелковый шнурок, висевший над дверью, и позвонила. Звук получился не тонким и дробным, какие обычно издают дверные колокольчики, а низким и гулким, как у большого колокола. Отголоски еще не стихли, а дверь уже отворилась, и из проема на Аниту глянуло строгое лицо с подстриженной черной бородкой.
«Дворецкий», – догадалась Анита, разглядывая низкий вытянутый подбородок, почти закрывавший миниатюрный галстук-бабочку. Хотя «дворецкий» – понятие британское, в Германии этот сорт прислуги называется, видимо, по-другому. Зато выглядят они почти везде одинаково.