Всемирный экспресс. Поезд ночных теней - читать онлайн книгу. Автор: Анка Штурм cтр.№ 20

Поколебавшись, Флинн опять погрузилась в чтение. Даже не зная, кто из бывших павлинов был тигриком, она побаивалась их. Они обнаруживали неизвестные виды животных и новые земли, совершали великие открытия и создавали шедевры мировой литературы. Как это у них получилось – быть больше, чем просто учениками? Как они сумели в жизни превзойти самих себя?

До ужина Флинн пролистала двадцать книг и прочла первые сто страниц биографии Джорджа Стефенсона. «Как бы мне хотелось быть такой, как ты!» – прошептала она, разглядывая портрет смелого молодого человека. Она как раз дошла до абзаца, где Стефенсон предпринимал первые пробные поездки по построенной им железной дороге, – и тут её отвлёк мигающий свет. Впервые за несколько часов Флинн посмотрела в окно. Там было темно хоть глаз выколи. Круг света от настольной лампы отражался в блестящем оконном стекле: появился – исчез – снова появился, потом лампа на несколько секунд совсем погасла. Флинн во все глаза смотрела на неё, словно хотела понять, чем вызвано мигание.

Стуре, в первый раз за несколько часов оторвав взгляд от книги, тоже через весь вагон таращился на настольную лампу Флинн. Ни одна лампа в библиотеке не мигала так явно, как эта.

Флинн с нехорошим чувством озиралась в вагоне. На тёмной карте мира на потолке мерцали маленькие огоньки и линии сети железнодорожных путей Всемирного экспресса, напоминавшие какие-то незнакомые созвездия. Между зеленоватыми лампами на столах и светящейся картой мира глубоким озером зияла тьма, и в этой тьме лицо Стуре казалось отражением луны. Взгляд у него был сосредоточенным, словно он намеревался выведать тайну у беспокойного света лампы Флинн. Лампа, потрескивая, вернулась в обычный режим, и взгляд Стуре перескочил на Флинн. Глаза у него горели ярче северного сияния и, казалось, знали о Флинн больше, чем её собственные.

Помедлив, она произнесла:

– Что… что тебе известно?

Правильнее было бы спросить «Что тебе известно такого, о чём не знаю я?» Но тем самым Флинн была бы вынуждена признать, что Стуре умнее её, а ей не хотелось позволить ему испытать такой триумф.

Стуре испуганно заморгал.

– Много чего, – сказал он высокомерно и в то же время смущённо, словно не ожидал, что Флинн заговорит с ним ещё раз. – Всё: от потери собственной идентичности до морских буровых платформ у берегов Гренландии.

Флинн нахмурила лоб.

– А зачем что-то знать о буровых платформах у берегов Гренландии? – спросила она. Этот разговор становился с каждой секундой всё более странным.

Стуре пожал плечами.

– Чтобы охранять природу, например, – сказал он, встал и прошёлся по вагону. – Вот. Тебе это понадобится, – он положил на стол перед Флинн белую книжечку. – Кто бы мог подумать, что Стефенсон станет полагаться именно на тебя, Флинн Нахтигаль! – С любопытством взглянув на неё, он вышел из вагона.

Заносчивость Стуре вывела Флинн из себя. Отложив в сторону биографию Стефенсона, она не глядя сунула книжку в кожаный портфель. «Пора ужинать», – решила она. О чём бы ни шла речь в книжке Стуре, на сытый желудок сосредоточиться на ней удастся лучше.

В столовой было шумно и весело. Только Пегс и Касим отмалчивались, как два ковбоя перед перестрелкой. Звуки за столом издавал один мини-Рахенснаф, сидящий по-турецки в сине-зелёных волосах Касима, как путешественник, который удобно устроился в месте, откуда открывается прекрасный вид. «Кто любит – тот живёт», – пропищал он металлическим голоском.

Флинн со вздохом подняла глаза от разогретого супа к стеклянной крыше. На панорамных окнах тяжёлой сыростью оседал снег. Темнота за ним казалась экраном, на который проецировались мысли Флинн. Ей пришлось зажмуриться, чтобы изгнать с него выразительное лицо Фёдора. Как бы ей хотелось убедить себя, что он сейчас в будке паровоза ожесточённо и вдвое быстрее обычного ворочает лопатой уголь, потому что ему не даёт покоя последняя ссора с Флинн! Как она не давала покоя ей самой. Но ведь на самом-то деле он работал с воодушевлением, думая о той хорошенькой девушке на вокзале.

Пегс и Касим промолчали весь воскресный вечер. Между ними на скатерти бродил механический мини-Рахенснаф, спотыкаясь и настырно дребезжа, как ошибка, которую уже не исправить. Флинн, так и не придумав, как их разговорить, рано отправилась спать. В коридоре стояла полная тишина, а она лежала в тёмном купе, и сна – ни в одном глазу. Ей казалось, что она одна во всём мире.

Наконец дверь купе открылась, и внутрь проскользнула Пегс.

– Спишь? – прошептала она и, не дожидаясь ответа, включила проектор звёздного света. – Как бы мне хотелось, чтобы Касим не был таким упёртым! – Продолжая сердиться, она вытащила из-под своего шкафа большую пёструю посылку. – И что мне теперь с этим делать?

Флинн перегнулась через край кровати и поразилась, увидев, как серебристый проектор с гудением пришёл в движение.

– Прошлой ночью он внезапно вырубился, – сказала она.

Пегс заметила взгляд Флинн.

– Не удивительно. Ему сто лет в обед. Семейная реликвия. Мне его родители подарили, – рассказывала она, роясь в посылке. – Чтобы по ночам я чувствовала себя как дома. В путешествиях мы часто спали с включённым проектором. – Она сказала это, с усмешкой махнув рукой, но Флинн уже достаточно хорошо знала Пегс, чтобы понимать, как важны ей родители. Та по-прежнему копалась в пёстрой коробке.

– Тебе помочь? – нехотя спросила Флинн. Больше всего ей хотелось сказать «Выключи свет и ложись спать!».

Пегс, покачав головой, вытащила из посылки плотную шаль. Связанная сложным сине-зелёно-золотым ячеистым узором, она была такой длинной, что Пегс могла завернуться в неё с головы до пят.

– Получила сегодня от родителей три такие, – сообщила она, протягивая шаль Флинн. – Вот эта для тебя.

Флинн ошарашенно погладила узорчатый материал. Он казался мягким, как шёлк, и тёплым, как шерсть.

– Спасибо, – пробормотала она. – Но почему…

Пегс, знаком велев Флинн замолчать, прочла ей вслух письмо, которое родители приложили к посылке:

Пегс, опустив письмо, пожала плечами: она родителей об этом не просила.

Флинн не знала, что сказать.

– Почему… почему три? – спросила она, чувствуя себя при этом ужасно неблагодарной.

Пегс, опять опустив взгляд на письмо, прочла дальше: