В кремлевских палатах, где должен был начаться пленум, не чувствовалось прежней бутафорской торжественности. В каждом зрело колючее напряжение. Сталин задерживался. Свои места дисциплинированно заняла лишь молодежь, остальные перемещались по залу от одного рукопожатия к другому. Войдя в залу, Берия наткнулся на Георгия Маленкова с Николаем Булганиным, обсуждавших прошедший съезд. Маленков в неизменном френче на сталинский манер заключил Берию в самые теплые объятия и, повернувшись спиной к Булганину, словно того и не было, повел друга Лаврентия в сторону Президиума. Булганин, теребя донкихотовскую бородку, остался топтаться в одиночестве
[10].
Через двадцать минут появился Сталин, его сопровождал Поскребышев. Все, кто сидел, встали. Хозяин, словно никого не замечая, проследовал к своему месту. Еще минуты три втолковывал что-то склонившемуся над ним секретарю, черкал синим карандашом бумаги, уточнял какие-то детали. Немногие могли подметить, что он волновался, но от Берии это не ускользнуло. Еще раз внимательно пробежав по тексту, Сталин, оставив на столе бумаги, вышел к трибуне. Зал замер.
– Итак, мы провели съезд партии. Он прошел хорошо, и многим может показаться, что у нас существует полное единство. – Сталин, словно металлической щеткой, причесал взглядом присутствующих. – Однако у нас нет такого единства. Некоторые выражают несогласие с нашими решениями. Говорят: для чего мы расширили состав ЦК? Но разве не ясно, что в ЦК потребовалось влить новые силы? Мы, старики, все перемрем. – Хозяин презрительно покосился на маршальские звезды Булганина, затем процарапал взглядом Берию и Маленкова, на что Лаврентий Павлович лишь покорно кивнул. – Нужно подумать, кому, в чьи руки мы вручим эстафету нашего великого дела, кто ее понесет вперед? Для этого нужны более молодые, преданные люди, политические деятели. Мы освободили от обязанностей министров Молотова, Кагановича, Ворошилова и других, заменили их. Работа министра – это мужицкая работа, она требует больших сил, конкретных знаний и здоровья. Вот почему мы освободили некоторых заслуженных товарищей от занимаемых постов и назначили на их места новых, более квалифицированных работников. Они молодые люди, полны сил и энергии. – Сталин медленно пригубил стакан, пробуя воду на вкус, и продолжил: – Что же касается самих видных политических и государственных деятелей, то они так и остаются видными политическими и государственными деятелями. Мы их перевели на работу заместителями Председателя Совета Министров. Так что я даже не знаю, сколько у меня теперь заместителей. – Хозяин откашлялся тяжелой ухмылкой, снова глотнул воды, взглядом отыскал кого-то в зале и продолжил: – Нельзя не коснуться неправильного поведения некоторых видных политических деятелей, если мы говорим о единстве в наших делах. Я имею в виду товарищей Молотова и Микояна. Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел, находясь под шартрезом на дипломатическом приеме, дал согласие английскому послу издавать в нашей стране буржуазные газеты и журналы. Такой неверный шаг, если его допустить, будет оказывать вредное влияние на умы и мировоззрение советских людей, приведет к ослаблению нашей коммунистической идеологии. Это первая политическая ошибка товарища Молотова. А чего стоит предложение товарища Молотова передать Крым евреям? Это грубая ошибка товарища Молотова. У нас есть еврейская автономия. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш советский Крым. Это вторая политическая ошибка товарища Молотова. Товарищ Молотов неправильно ведет себя как член Политбюро. И мы категорически отклоняем его надуманные предложения. Товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успевали мы принять решение по тому или иному важному политическому вопросу, как это быстро становилось известно товарищу Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить соединяла Политбюро с супругой Молотова и ее друзьями. А ее окружали друзья, которым нельзя доверять…
О Молотове Сталин говорил беспощадно страстно, иногда срываясь в крик. Вячеслав Михайлович, мертвенно бледен, смотрел в одну точку справа от Хозяина и опустил глаза только тогда, когда речь зашла о Микояне.
– Видите ли, Микоян возражает против повышения сельхозналога на крестьян, – Сталин продолжал вбивать гвозди в гроб своих соратников. – Кто он, наш Анастас Микоян? Что ему тут не ясно? Мужик – наш должник. Мы закрепили за колхозами навечно землю. Они должны отдавать положенный долг государству…
Сталин покинул трибуну. На нее взошел Микоян. Он попытался оправдываться, но генералиссимус его осек:
– Вот Микоян – новоявленный Фрумкин. Видите, он путается сам и хочет запутать нас в этом ясном, принципиальном вопросе.
Молотов сразу предпочел сдаться, он признал ошибки и стал заверять пленум, что остается верным учеником Сталина, но его тоже охолонула злобная реплика вождя:
– Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы ученики великого Ленина!
После разгрома партийных товарищей Маленков, еле сдерживающий в лице смертельный страх, предложил решить организационные вопросы и избрать руководящие органы КПСС: вместо Политбюро сформировать Президиум в расширенном составе, а также Секретариат партии – всего 36 человек.
И тут же, как по команде, из зала раздался голос:
– Надо избрать товарища Сталина Генеральным секретарем ЦК КПСС!
Однако вождь, довольный произведенным эффектом, неожиданно воскликнул:
– Нет! Меня освободите от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР.
– Нельзя! Нельзя! Просим остаться! – слаженно загудел зал.
– Товарищи! Товарищи! – закричал собранию Маленков. – Мы должны все единогласно и единодушно просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь Генеральным секретарем ЦК КПСС.
Пленум захлебнулся аплодисментами, потухшими, как только Сталин вновь встал за трибуну.
– На Пленуме ЦК не нужны аплодисменты, – Сталин повернулся к Маленкову, словно одергивая его. – Нужно решать вопросы без эмоций, по-деловому. А я прошу освободить меня от обязанностей Генерального секретаря и Председателя Совмина. Я уже стар, бумаг не читаю. Изберите себе другого секретаря.