"Плющ" молчал, прикинувшись неразумной архитектурой.
Я спрятала бумажку в карман. По почерку можно многое сказать о характере, будь ты человек или дом. Нам достался исключительно своеобразный коллега.
* * *
Девиз для приюта, отлитый в бронзе, выглядел очень солидно. Идея сэкономить и самим закрепить буквы над воротами выглядела более чем неразумно. Все кончилось предсказуемо: Виктор оступился, выронил инструменты, почти упал со стремянки…
Почти, потому что его поймала дама-тролль, такая огромная, что взрослый мужчина среднего роста на ее руках казался ребенком.
Серокожая великанша в длинном пальто и шляпке-клош аккуратно поставила Виктора на землю. Тот церемонно поклонился:
— Благодарю вас!
Я молча разглядывала незваную гостью. Чем дольше я на нее смотрела, тем сильнее делалось ощущение: мы с ней уже где-то виделись.
— Мы незнакомы, — строго сказала мне дама-тролль. — Но вы знаете моих братцев-оболтусов.
"Ну, конечно! Сойво и Тойво!"
— Меня будете звать тетка Лемпи, — как ни в чем не бывало продолжила гостья. — Все так зовут. Буду у вас кухаркой. Давай-ка, малой, — обратилась она к оторопевшему Виктору, — показывай, где в доме кухня.
Мне стало обидно за мужа: даже очки не расстраивали его так сильно, как упоминание невысокого роста. Нужно отдать ему должное: он остался невозмутим.
— Я — директор. И я вынужден сообщить: вам придется уйти. Увы, нам не по средствам нанять вас.
— А. Держите, — тетка Лемпи вручила мужу конверт. — Уплочено, — загадочно добавила она и пошла к дому.
— Олгот иэ'Эхэ. Интере-е-есно… — протянул Виктор, странно посмотрев на меня.
— Что?! Поздравление на свадьбу от тридцати восьми полицейских Бергюза тебя не смутило, а один-единственный тролль…
— Не просто какой-то тролль! — строго воздел палец Виктор. — Тролль, который купил титул и теперь станет первым не-человеком в Палате эрлов. Это же круто!!! Эм-м… дорогая? А у тебя нет знакомого тролля, производящего гантели и турники?
— Ой, да ну тебя…
* * *
Как только весна окончательно возвратила людям тепло, каждое утро начиналось с пробежки, и каждый вечер ей завершался. Дети, которых в приюте заметно прибавилось, бежали сквозь туман, под солнцем и звездами, в любую погоду, кроме неописуемо скверной. Ошибкой было предположить, что директор возглавлял их. Он замыкал группу, невозмутимо вылавливая дезертиров из всевозможных укрытий.
Кроме утренней и вечерней была дополнительная пробежка — штрафная. Каждая шалость имела свою цену, а цена измерялась кругами. Старый дом не вмешивался. Возможно, ему даже нравилось быть центром событий — буквально.
Но однажды, туманным утром на пути бегущих воздвиглась кухарка. Люди постоянно допускают одну и ту же ошибку, думая: если тролль большой, то он неуклюжий. Тетка Лемпи умела двигаться очень быстро и тихо. Секунду назад ее не было, и вот она уже стоит на дорожке, а перед ней — куча-мала из юных спортсменов.
Виктор аккуратно разобрал кучу-малу и строго взглянул на кухарку:
— Чему обязан?
— Вот вы тута бегаете, а там картоха на всю ораву не чищена, — не менее строго ответила та.
— И что?
— И то… — тетка Лемпи достала из кармана фартука исписанный лист, — что выполнение работы с кухонным инвентарем способствует развитию мелкой моторики у детей, а также улучшает внимание и аккуратность. Вот.
Виктор бросил быстрый взгляд в сторону дома. Я успела шарахнуться за портьеру.
— Это заговор! — Виктор очень старался выглядеть серьезным, даже суровым.
— Не-е-е. Это бумажка, — отозвалась тетка Лемпи, сделав фирменное выражение лица "Моя — тупой тролль, только слезть с ёлки". Именно это выражение заставляло торговцев на рынке всхлипывать от бессилия и отдавать кухарке всю сдачу, часто — с избытком.
С тех пор тетка Лемпи вела у детей домоводство. Иногда оно было штрафным.
* * *
Это должно было произойти. Когда у приюта появляются солидные попечители, следом незваным гостем вваливается их мнение. Сколько бы Виктор ни пытался бороться с этим, лично выбирая детей, все бесполезно. Можно сказать, нам повезло: только один ребенок со стажем побегов и репутацией задиры. Не целая банда.
И все это отошло на второй план, когда мы прочитали бумаги полностью.
Брен ванКаннис, одиннадцати лет от роду. Девочка-измененная.
Сразу после войны пострадали все измененные: носили повязки на рукаве, жили в гетто. Через два поколения ситуация стала чуть лучше: люди узнали, что по мужской линии звериные черты быстро сходят на нет. Мальчишкам повезло, девочкам не везет по сей день. Почти не везет: их больше не убивают сразу после рождения — по официальной статистике.
"Годик перекантуется, получит паспорт, и можете вышвырнуть!" — сказали нам попечители. Что сказал им в ответ Виктор, записывать не рискну: вдруг это прочтут воспитанники. Он редко использует по-настоящему крепкие выражения, но высказаться умеет. В любом случае, попечители поняли его по-своему: решили, что требует больше денег. Слова "дружный коллектив счастливых детей" для них звучали, как "на'т'вса'ха'c'эээту" с неверным апострофом.
* * *
Виктор обзавелся собственным кабинетом, где проводил время кто угодно кроме него. Когда в дверь с табличкой "Директор" зашвырнули Брен, в кабинете была только я — готовилась к уроку сервировки. Нужно быть практичными: не все дети станут звездами спорта, кому-то достанется работа горничной или лакея. Искусство сложить салфетку пригодится не меньше, чем грамотный хук или быстрые ноги.
Дверь захлопнулась. Матерчатые лебеди дружно упали в обморок.
Брен напоминала Люути: невысокая, коренастая с черными волосами, в нелепой бесформенной кофте с чужого плеча. На этом сходство заканчивалось. Густые лохматые брови, круглые карие глаза, вздернутый нос, который…
"О, боги, он действительно покрыт бежевой шерстью. Как и уши."
Девочка, похожая на ротвейлера. Наглого ротвейлера, который прошелся по кабинету, выгреб мятные карамельки из вазы, забрал почти все карандаши, сморкнулся в рукав и с вызовом уставился на меня.
Измененные с чертами псовых, отчасти — собаки, как бы дико это не прозвучало. Немного — не настолько, чтобы приходилось показывать им, кто в стае лидер. Хотя, судя по виду новенькой, она как раз и ждала, что ее облают.
— Молодец, Брен! Именно столько карандашей нам будет нужно для рисования. А конфеты — невкусные, они — для случайных гостей.
Я взяла очередую салфетку и продолжила тренироваться. Девочка молча сопела. Лебедей стало на одного больше. Сопение сделалось громче. В конце концов раздалось возмущенное: