— Радость — такая радость… — развела Саша руками.
________________
[1] Who you gonna call? Кого ты позовешь? (англ.). Dawn — заря, восход (англ.). Aube — заря, восход (франц.). Morgenrot — заря, восход (нем.).
3.06. Раз, два, три… сова, жги!
Сутки. Остались всего сутки до Нового года. Эта мысль сработала лучше любого будильника, скинув Сашу с кровати. Вместо того, чтобы пойти умываться или завтракать, она принялась торопливо заворачивать подарки, попутно объясняя процесс Защитнику. Сыч процесс не одобрил: украл у хозяйки блестящую ленту, унес на люстру и сердито мяукал оттуда. Он решительно не понимал, как можно променять завтрак на возню с каким-то бумажками и веревочками.
— Та-да! — объявила наконец Саша. — Я сделаль! Ну… сделаль, понимаешь, Степочка? Эх. Ничего ты не понимаешь. Наверное, пришло время проститься с мемасиками и тому подобным… Да. Прямо с завтрашнего дня и начну. Сегодня есть дела поважнее.
Нужно было как-то поздравить с праздником господина мэра. Отблагодарить за гостепреимство, выразить признательность и все такое. Не то чтобы у нее совсем не было идей — были, вот только не было в них уверенности.
"Стоп! — сказала себе Саша. — Я же только вчера вывела формулу своего успеха. Просто буду двигаться по течению, и тогда, вполне вероятно, попаду в подходящую ситуацию."
Она проскользнула в холл, где стояла небольшая и ничуть не помпезная елка. Спрятала под нее подарки для Анны и ее мужа и с чувством почти исполненного долга пошла в кухню.
С порога кухни ее развернули: господин мэр не желал завтракать в одиночестве. Зато сыч желал, и еще как: бессовестно бросив хозяйку, он юркнул в приоткрытую дверь. Изнутри раздалось возмущенное гудение Васи.
— Ох ты ж, блин!.. Совы! Совершенно забыла о совах… Что подарить Защитникам?
— И тебе — доброе утро. — Вадим уже сидел за столом. Сашины рассуждения вызвали у него усмешку. — Ничего не дарить: совы равнодушны к таким вещам.
— А как же Ротбартина? Разве она не любит своего медведя?
Вадим рассмеялся, выразительно постучав себя пальцем по лбу. Саша не стала обижаться: слишком редко в последнее время господину мэру было весело.
— Это не любовь, а инстинкт: дикие совы прячут на черный день недоеденную добычу. Родя вместо добычи перепрятывает игрушку. И не дай бог кому-нибудь ее тронуть — сова о-о-очень расстроится. Да садись же ты, наконец!
— А… ничего, что я в пижаме? Не будет вопросов типа "На кого ты похожа?".
— Кстати, об одежде, — Вадим опять усмехнулся. Либо яркое освещение сыграло злую шутку, либо усмешка действительно была не без ехидства. — Хочу, чтобы ты приняла участие в открытии Новогоднего праздника вместе со мной. Сашенька всегда соглашалась, она находила это очень забавным. Костюм — вон там, в кресле.
— Костюм?..
Саша отложила вилку и окинула недоверчивым взглядом сверток в плотной бумаге. Кто знает, что за праздники устраивает мэр?.. И насколько этично забрать себе роль его невесты? "Прямо "Ребекка" какая-то", — поежилась Саша. Пакет оказался большой, пожалуй, даже слишком большой. Вряд ли в нем была униформа медсестры или платьице горничной, судя по габаритам, скорее уж — космический скафандр.
Она осторожно развернула бумагу.
— Э-э-э… Серьезно?
— Тебе не нравится? Он совершенно новый, и размер, я уверен, твой.
Саша фыркнула и вернулась за стол:
— Я вовсе не против побыть в шкуре Степлера. Или Роди. Просто ожидала другую роль. Снегурочку, например.
— Кого?
Вопрос был задан совершенно искренне, без тени сарказма. Саша вдруг поняла, на что прежде не обращала внимание — голова была слишком забита более важными вещами. Ей ни разу — ни в магазинах, ни на улицах — не встретился Дед Мороз или Санта. Снегурочек с эльфами не было и в помине.
Кто, в таком случае, приносит здесь людям подарки? Неужели козел?
— Какая чушь. Мы сами, разумеется. Все-таки, твой мир очень странный: кто по своей воле полезет в узкий темный дымоход? До появления специального оборудования трубы чистили живыми гусями, кошками и прочими изуверскими способами, но чтобы людьми… Вариант с Морозом мне тоже непонятен: единственное, что приносит людям зима — до безобразия короткий световой день. Давным давно под вечнозеленое дерево складывали подношения тьме. С появлением христианства их стали раздавать бедным. В конце концов елка из жертвенного столба превратилась в украшение семейного праздника, но праздник делают люди, а не какой-то левый старик.
— То есть, старик с подарками — нелепо, а сова с подарками — норм? — Саша не желала сдаваться и запросто жертвовать культурными ценностями родного мира. Даже если перестала верить в эти ценности еще в детском саду.
— Сова нужна, чтобы зажечь огоньки, раздавать ничего не надо.
— Мне что — придется летать?! На тросе, или с помощью волшебства?
— Я тебе дам — волшебство! — прикрикнул на Сашу Вадим. — Чтобы ни звука, а то лично замотаю клевало скотчем. Подошла, кнопку нажала — все счастливы. И еще: очень прошу тебя… — добавил Вадим неожиданно мягко.
— Да? — Саша напряглась: интонации ей не понравились — для мэра они были совершенно нетипичны.
— Не бери пример со своего сыча! Будь приличной совой, а не оторвой!
— Тьфу ты!
Господин мэр наговорил Саше колкостей и ушел из-за стола. Она могла поклясться: Вадим от души развлекался, дразня ее. Вошла Анна, принялась убирать посуду. Как-то странно, искоса посмотрела на костюм совы.
— Он сам предложил, — оправдания были вовсе не обязательны, слова вырвались против воли. Экономка пожала плечами:
— Я бы сказала, что он торопится. Но не скажу, потому что ты — это ты.
Саша затрясла головой, словно избавлялась от воды в ушах:
— Пожалуйста! Теперь я уже совсем ничего не понимаю!
— То есть, — вздохнула Анна, — ты до сих пор не в курсе, что, прежде чем дать прозвище "Хозяин", его называли "филин"?
Саша запустила руки в волосы и задумчиво подергала их.
"А филины-то ведь моногамны. Прямо как лебеди или волки. Вот это поворот!"
При виде хозяйки в перьях Степлер утратил дар воплей, только и смог, что зашипеть.
— Нет, не извращ-щ-щенка! — Саша рылась в любимом рюкзаке. Наконец с радостным возгласом отыскала ножницы и поспешила к зеркалу.
— Легким движением сова превращается… превращается сова… — безжалостно отрезанные лоскутки сыпались на пол. — …из филина в сыча! Смотри, Степа, я — твой родственник. И пусть только господин мэр посмеет говорить о нас плохо!
К Защитнику наконец возвратился голос. Вполне возможно, его писк переводился как: