— Даккей предпочитает бренди.
— Всхрапнули бы вдвоём в лоджии… Что ты говоришь?
— Ерунда.
— Да?.. Ну, ладно… А что я хотел сказать? А! Вспомнил! Говорю, всхрапнули бы с ним в лоджии, потом покутили бы до утра… Да, боюсь, Даккей откажется. Во-первых, в приглашении написано: «Нурэ Бред Альфус Алларэй с дамой». Он на полголовы выше меня ростом, ему не пойдёт платье. А во-вторых, в БИА режим для студентов. Не позволят кутить до утра.
Я закусила щёку, маскируя улыбкой смущение, и отвела глаза в сторону.
— Так что скажешь?
Я вздохнула.
— Нормально всё. Даккей просил поблагодарить тебя от его имени… Я подробности тебе потом расскажу, при личной встрече. Бред?
— Да, Мотылёк?
— Помоги формулу Почесуна переделать, а? Чтоб его не на щёки выплеснуло, а на… другое место. Я в расчётах запуталась.
Брови братца взлетели вверх и спрятались под соломенной чёлкой, а цепкий взгляд подозрительно впился в моё лицо.
— На какое место? — уточнил он, а я игриво шевельнула бровями. — Тебя кто-то обидел?
Уж и не знаю, из чего брат вывел своё заключение. Я проверяла, следов ясельной диверсии на моём лице не осталось. С другой стороны братец меня всегда насквозь видел.
— Бред…
— Хочешь, я приеду и поговорю с ними?
Под «ними» братишка, естественно, подразумевал ясельников, и я тяжело вздохнула.
— Брен, родная, ты пойми! Они же мне не откажут. Одно твоё слово и… Впрочем, ты никогда не умела просить. Я помню. — Бред принял решение и по привычке вытянулся в струну, поправляя воротник и убирая длинные волосы от лица. — Я сам, сам разберусь, раз… В том смысле, что никто не смеет мою сестру…
— Бред! — рявкнула я и братец осёкся с виноватой рожей. — Ты в самом деле думаешь, что я не могу постоять за себя?
Он вздохнул.
— Давай свою формулу. Вместе посмотрим.
Ну и, конечно, при помощи моего гениального братца я досмотрелась до нужного момента, а Бред, узнав о том, что от Почесуна, оказывается, есть лекарство, придумал, как сделать так, чтобы оно помогало лишь в случае наружного применения.
— Бред, ты зверь! — Как ни старалась, я не смогла удержать восторженной улыбки. — Щипать же будет!
— И очень сильно! — довольно заржал он, а я подхватила его смех. — Только не говори, что тебя это расстраивает.
— Уговорил, не скажу.
— К тому же, — продолжал веселиться он. — Представь, их рожи, когда они станут твоим лекарством друг другу голые задницы намазывать… Проклятье бездны! Я просто обязан это увидеть! Мотылёк, ты ведь позовёшь меня, когда всё случится?..
Я рассмеялась. Мы поболтали ещё немного о разной ерунде, а затем стали прощаться.
— Спокойной ночи, Мотылёк, — пожелал Бред.
— Спокойной, мой самый любимый мужчина в мире, — послала воздушный поцелуй я.
Принято считать, что месть лучше подавать холодной, с острым соусом и под игристое вино. От вина я решила отказаться, а вот основное блюдо отложила до понедельника.
Четверг и пятница прошли спокойно. Разве что нурэ Гойдрих подозрительно щурился, нарезая вокруг меня круги большую половину четверга, а к вечеру всё же вызвал на ковёр и обиженно заявил:
— Вот если бы я не знал, что Почесун не Алларэевских ручек придумка, после сегодняшнего точно бы решил, что вы с братцем и там отметились. Но я-то знаю! Отсюда вопрос. И не стыдно тебе?
— А?
— Скрывать от наставника средство излечения. Не ожидал от тебя, Бренди! Прямо скажу, не ожидал…
— Да я и не знала! — взвыла я. — Честно-пречестно!
— А сейчас знаешь? — вскинулся ректор.
Я виновато отвела глаза и промямлила:
— Это не моя тайна… я не могу вот так просто… Мне нужно попросить разрешение…
— Родного ректора, наставника за нос водить, — тут же вернулся к патетическому тону нурэ Гоидрих. — Куда катится мир?..
И добавил, на корню запоров всю трагичность момента:
— Ступай к казначею, предательница. Я распорядился, чтобы тебе аванс выдали.
Второй неприятностью этих дней, как и следовало ожидать, оказались боевики. На лекциях они рассматривали меня внимательнее обычного, удивлённо перешёптывались да укоризненно косились на Айерти, мол, как же так, чувак! За свои слова отвечать надо…
Ну, то есть, я предпочитала думать, что эти взгляды означали именно это, а если учесть, что за утро пятницы я отразила более десяти Почесунов, смею надеяться, мои подозрения были недалеки от истины.
Все выходные я просидела над конспектами, готовясь к следующей учебной неделе, а в понедельник рано утром — я едва-едва успела умыться — в дверь моей комнаты настойчиво и громко постучали.
За порогом обнаружился Даккей.
Злой, как медведь, покусанный сотней пчёл. Или возможно, как пчела, на чей улей напал медведь.
— Ничего не хочешь мне сказать? — спросил он и потряс перед моим лицом чем-то небольшим и пушистым.
— Не уверена.
Я выглянула в коридор и, убедившись, что никто из студенток за нами не наблюдает, втянула боевика внутрь.
— А должна?
— Не знаю, — буркнул Даккей и брезгливо швырнул на мой стол то, что принёс. — Вот. Полюбуйся.
Любоваться мне предлагалось на мышь. Грызун был явно не вполне здоров или даже контужен, двигался зигзагами, прихрамывая сразу на четыре лапы, и странно дёргал носом.
— Ты бы её к целителю отнёс, — запахивая поплотнее халат, посоветовала я. — Выглядит так себе…
— К целителю?!
Клянусь, Даккей умудрился это слово прорычать, и будь на моём месте более пугливая барышня, она бы, несомненно, взвизгнула от испуга. Я же глянула через плечо на дверь, проверяя, плотно ли та заперта, и уверенно кивнула:
— Да.
Боевик на мгновение прикрыл глаза, а потом обжёг меня синевой своего взгляда и совершенно неожиданно выдал:
— Твои студенты меня доконают.
Я моргнула. Мышь ковыляла кругами вокруг котелка, подёргивала носом и всё ещё вела себя не так, как положено мышам.
— А?
— Даже не знаю, злиться мне или смеяться…
Я всё ещё не понимала, в чём дело, и боевик, устало вздохнув, провёл по измятому лицу рукой, а потом поинтересовался:
— Соль у тебя есть?
Молча подала ему солонку.
— Спасибо, — поблагодарил Даккей и, откинув крышечку, начертил вокруг инвалида-мышонка соляной круг. Зверёныш ткнулся в линию крошечным носом, шарахнулся назад, а потом задрал кверху мордочку и утробно завыл.