Олег подумал, вздохнул тяжко:
— Надо.
— Надо ли?
— Надо, — повторил Олег уже убежденнее. — Боги сотворили мир
несовершенным.
Старуха презрительно фыркнула:
— Его все улучшают! Одно непонятно: пошто бьетесь?
Глава 8
Утром, когда Олег спрыгнул на землю — высоко! — Таргитай и
Лиска еще сладко спали у догорающего костра. Мрака не оказалось. Оглянулся —
Мрак как раз вышел из-за угла. Вид у оборотня был не выспавшийся, злой.
— Черт-те о чем языки чесали, — бросил он раздраженно.
— Мрак, — сказал Олег виновато, — я же не знал, что ты
подслушивал… так долго. Я думал, пошел спать, когда убедился, что меня не
прибили. Иначе бы говорил с бабкой про охоту, рыбалку, как точить секиру…
— В задницу тебе секиру! Лучше бы расспросил, сколько
стражи, какое оружие, есть ли у них щиты… Конные или пешие?
— Ты ж слышал, она сказала…
— В задницу, что сказала! Щупала мои мышцы, что ли? И зубы
не пересчитывала. Ежели знаю, что и кто у супротивника за спиной — наполовину
одолел!
Олег оглянулся, в утренней синеве неба солнце зажигало
облако. Над трубой уже поднимались клубы дыма, там виднелся темный ком — кот
грелся на теплой глине.
— Сейчас бабка спит. Она, как сова, по ночам шастает. А
убираться пора, она мужиков почему-то не терпит.
— Это как раз понятно, — кинул Мрак с насмешкой в голосе. —
Не надо быть волхвом. Была бы моложе лет на сто, стерпела бы. Еще как бы
стерпела!
Олег смолчал. Сто лет тому назад бабка была такой же. И
тысячу. У Мрака шерсть встала бы дыбом, вообрази он тьму веков, откуда вышла
бабка. В молодости она, похоже, держала мужчин на цепи. Или тогда все так
делали, если верить ее словам. Правили женщины, мир не изменялся, Покон есть
Покон. Лучше, чем создали боги, создать невозможно, так что любое изменение — к
худшему. А кто пытается менять — тому… того…
Здесь мысли Олега комкались, картинки исчезали. Ясно одно,
что мужчины тайком выработали свою магию, неведомую женщинам, взяли верх.
Теперь мир меняется стремительно. К добру ли, к худу — но меняется. Каждый
верит, что меняет к лучшему, потому так ожесточенно бьется с себе подобными.
Мрак разогрел остатки вчерашнего мяса, растолкали Таргитая и
Лиску. Она бросила на волхва виноватый взгляд, наверняка собиралась бдить всю
ночь, помогая Мраку. А то и не доверяя. Старуха рекла, что поляница чтит Старый
Покон. Неужели Лиска из племени, где бабы не только правят, но и мечтают
повернуть мир вспять? Под теплое женское крыло?
— Погутарил с ведьмой? — спросил Таргитай жадно. — Не
сожрала?
— Сожрала, — согласился Олег.
Таргитай похлопал пушистыми ресницами, не понимая, спросил
тупо:
— Но ты ж навроде живой?
— Разве это жизнь для волхва? — отмахнулся Олег. — Спим в
лесу, едим что придется, бродим по дорогам… Певцу под стать, но не мне, волхву…
Мрак уже седлал коней. Лиска с готовностью бросилась
готовить седла себе и Олегу. Таргитай, с сожалением затоптав костер, полез на
коня.
Ранние пташки уже верещали, приветствуя утреннее солнышко,
когда они выехали из леса и наткнулись на старую тропу, уже заросшую низкой
травой. Дорога шла по опушке, петляла, чтобы в случае чего быстро уйти под
защиту деревьев.
Мрак и Лиска уже растопили лед молчания, перебрасывались
словами, но редко, лишь когда дело касалось коней, оружия или охоты. Пересекли
едва заметный след, Таргитай и Олег даже не заметили, а Лиска сказала быстро:
— Молодой лис, голодный, чем-то испуган, с утра раздражен,
но следы все равно прячет, скидывает…
— Двухлетка, — добавил Мрак благосклонно, — перепуган до
смерти, но следы запутывает, не забывает… Вообще-то хитрее лисы нет в наших
лесах зверя. Я однажды за одной ходил два дня и две ночи, истратил колчан
стрел, изорвал сапоги, измучился, а когда наконец догнал и убил, то оказалось —
соседская собака!
Таргитаю стало жалко бедного Мрака, Лиска же дурочка или
злая, хохочет над Мраком во все горло, не понимает, что с ней едет великий
охотник, даже чудно, что так ошибся, да и сейчас почему-то сам ржет как конь.
Оба ржут, глядя друг на друга!
Впервые ощутив нечто вроде слабой симпатии к рыжей, Мрак
рассказал, помогая себе жестами, как однажды столкнулся с огромным бером, то
бишь медведем. Времени выхватить секиру, даже нож, не было — схлестнулись в
обнимку. Медведь оказался такой чудовищный, словно заснул во времена великанов,
а проснулся только-только, так что в самом деле пришлось туго…
— Был миг, — сказал Мрак с нажимом, — что мы просто не
знали, кто с кого сдерет шкуру.
Лиска окинула его оценивающим взглядом, задумалась:
— Хорошо, что победил ты… У медведя шкура лучше.
Таргитай отстал, вытащил из-за пазухи дудочку. Олег
поморщился, конь под ним послушно приотстал. Позади всех Олег бормотал
заклятия, долго смотрел перед собой выпяченными бараньими глазами, замирал,
едва не выпадая из седла.
Солнце светило ярко, но не обжигало. Гиперборея — не край
раскаленного песка и двугорбых правдолюбцев, а настоящая страна, где все как у
людей, даже жабы в каждом болоте есть — крупные, толстые, важные.
Было чересчур тихо и мирно, у Олега сердце сжалось в
невидимом кулаке. Кто-то намурлыкивает им покой и леность! Мир жесток, лучше
боги сотворить не сумели, а выглядит так, будто уже и люди поработали до
седьмого пота. А раз мир выглядит обманчивым, то это кому-то нужно. Умирать в
таком не захочешь, даже драться не станешь, ноги сами понесут прочь от беды…
Вздрогнул, зло напомнил себе, что только он, трус, пустится
прочь. Таргитай и Мрак дадут отпор — в мирном или немирном крае. Таргитай
схватится за свой зачарованный Меч нехотя, но не отступит, будет драться
бесстрашно. А вот ему, волхву, надо победить сразу двоих: себя и врага!
По спине пробежали мурашки. Он зажмурился, спешно выстроил
мысли в нужный узор. Надо как можно скорее овладеть магией, чародейством или
хотя бы колдовством. Недостойно волхву драться, как дикому зверю. Пусть даже
мечом — это тоже зубы, только длиннее и острее.
Лиска подъехала, сбив и без того хаотичные мысли. За
последние дни похудела, глаза стали совсем тревожными. Сейчас, поглядывая в
спины оторвавшихся далеко вперед Мрака и Таргитая, сказала тихонько:
— Олег, мне кажется, я должна признаться кое в чем.
Он насторожился. Она ехала, глядя перед собой, лицо
оставалось гордым, но глаза выглядели как у затравленного зверька.