– Точно!
Теперь Борька терся у ног, то заводя быстроходный катер по паласу, то ввинчивая болт в табурет.
– Руслан, ты эту гадость компьютерную не возвращай подольше. Вон, парень хоть от экрана отполз, играми нормальными увлекся…
– Не могу, я же пообещал, что завтра занесу.
Кириллыч потер начинающую лысеть голову:
– Эх, придется самому подключаться… Так о чем хотел поговорить?
Руслан устроилась удобнее, достал из портфеля сложенный вчетверо листок, осторожно развернул и положил на стол перед другом.
Тот бегло прочитал текст, поднял глаза:
– Это всё?
Руслан молча достал из портфеля другой листок – на этот раз сложенную вчетверо черно-белую ксерокопию, положил ее рядом с первым. В комнату заглянула Наталья, супруга Антона, что-то хотела сказать, но, увидев лицо мужа, пожала плечами и вышла из комнаты, плотно заперев за собой дверь. Руслан слышал, как она сказала Борьке:
– Не мешай им. Пойдем, поможешь мне собрать на стол…
– А что они?
Наталья вздохнула:
– Работают.
Кириллыч внимательно смотрел на разложенные перед ним листки бумаги. Потер небритый с утра подбородок:
– И давно это у тебя?
– Это, – Руслан показал на первый лист, – с позавчера. Второй – вообще не мой, а моего клиента, американца, проходившего по делу Джона Маккензи…
– А, с похищением… Наслышан.
– Это хорошо, что ты наслышан. Скажи, у тебя тоже складывается впечатление, что это – дело рук не одного и того же мастера?
Прокурор встал, подошел к окну, широким движением отдернул занавеску и открыл окно настежь. В комнату ворвался свежий ночной воздух, густо перемешанный с шумом проезжающих по шоссе машин и визгом подвыпивших малолеток тремя этажами ниже. Кириллыч поморщился, пробубнил:
– Черт-те что…
– Антох…
Тот резко обернулся:
– Руслан, ты ж профессионал! Черт-те сколько лет работаешь! И что ты от меня ждешь? После того, как эта бумажка провалялась в твоем портфеле, на ней, может, и «пальчиков» не осталось никаких!
– На ней, может, и не было никаких отпечатков. Ты, будто, не знаешь, что такие посылки голыми руками не делают.
Кириллыч недовольно крякнул и вернулся на свое место. Тяжело и уперся в колени:
– Ты на кого конкретно думаешь?
Руслан пожал плечами:
– Да на кого угодно. На первой, если опустить нецензурщину, написано «Ты еще пожалеешь о том, что сделал». Что сделал? Вчера вот старушке сумку на седьмой этаж помог занести, лифт не работал. За это?
Кириллыч нервно выдохнул:
– Дурака не валяй!
– Кириллыч, бес его знает, правда. Но недавно пришло письмо этому американцу. «Я до тебя доберусь». И мне вот тоже. У него – из газеток буквы нарезаны, у меня – набраны на компьютере, распечатаны. Адреса на конвертах, ясное дело, не совпадают. Почерки – тоже. Теоретически, может быть просто совпадение. Тогда остается самый вероятный вариант – дело Золотаревой.
Антон, скривил недоверчивую гримасу:
– Да ну… Обыкновенные мошенники. Таких дел сейчас по Москве-Питеру за сотню рассматривается, под разными соусами, но смысл один – купили квартиру, а квартира тю-тю…
– Не знаю, что там в культурной столице, тебе виднее. Но по Москве в этих делах с подозрительной регулярностью фигурирует ЗАО «Родимич» то качестве представителя недобросовестного продавца, то в ряду предыдущих собственников объекта, то еще как… И все дела загадочно попадают в руки Ибрагимовой…
– Майе Филипповне?
– Ей самой.
– Из Тверского суда?
– Именно.
Антон наклонился чуть вперед, глянул остро и сурово на товарища:
– Лебедев, ты на что намекаешь?
Руслан повторил его движение, отозвался в том же тоне – агрессивно-недоверчивом:
– Я тебе факты излагаю.
Он отстранился, сгреб бумаги со стола, потряс ими перед носом Антона:
– Это, по сути, может вообще ничего не значить. Подростки развлекаются. Но может быть и иначе. И ты, как Прокурор города, должен понимать, что если дело Золотаревой таки имеет общие корни, то налицо вполне себе конкретная схема. Которая цепляет очень много людей при исполнении.
Он аккуратно сложил бумаги, положил их снова в портфель.
– Я потому у тебя и спросил, кто будет вести это дело с вашей стороны. На сколько проверенный и надежный человек.
Антон устало протер глаза:
– Да и без тебя понял… Ирма хорошая тетка. Грамотная. Но, знаешь, оно ведь всякое бывает. Суд-то когда?
– В понедельник, в 10 утра, – Руслан подошел к окну.
– Времени что-то выяснить нет. Перенести не получится?
– Основание? – Руслан повернулся, засунул руки в карманы.
– Ну, не знаю, по отмазкам это ты специалист.
– Что нам даст дополнительное время?
Антон вытаращил глаза:
– Как что? Поднимем все дела, посмотрим связи, имена, интерес. Проверить всё надо…
За дверью мелькнула лохматая голова Борьки, повертелась, прислушиваясь, и скрылась в глубине коридора.
– То есть ты мне веришь?
Кириллыч насупился:
– Нет. Но и оставить это всё, – он покосился на портфель, – не могу. Ты всё равно полезешь на рожон, так я хоть прикрою…
– …и «звездочку» на погоны заработаю, – дополнил за него Руслан и улыбнулся.
– …и прибавку к пенсии, – закончил Антон и усмехнулся. – Пойдем, Борька уже шею свернул в ожидании ужина.
– Это в пол-одиннадцатого он еще голодный?!
Кириллыч закатил глаза:
– Прям. Но, то было не в счет… Пошли.
10
Я не знаю, сколько меня везли в машине. Очнулась я в пустом и заброшенном деревенском доме. Во всяком случае, так подумалось в первый момент.
Пахло старым бельем, кислыми щами и лесом. Над ухом настырно гудел комар. Он, собственно, меня и разбудил.
Не открывая глаз, я прислушалась: ничего. Изредка поскрипывали половицы. Но не под чьими-то ногами, а просто так. Потому что дом старый.
Он, как живой, вздыхал протяжно, охал, уныло похрапывая.
Ни разговоров. Ни шагов. Никакого присутствия человека.
Я осторожно села: в белесом квадратике лунного света поместился крохотный стол под потрескавшейся от времени клеенкой, покосившийся стул, лавка. На столе – крынка, ломоть хлеба в чистом полотенце, оплывшая парафиновая свеча. Я всмотрелась в темноту, угадывая очертания беленой печи, возле которой на веревочке подвешены пучки трав. Кадушка у входа, потрепанные полосатые половики на темном дощатом полу.