Инга посмотрела на свое отражение в единственном большом зеркале, в котором она отражалась вся – от льняных волос, рассыпавшихся по плечам затейливым каскадом и очками в модной оправе, до остроносых туфель, телесных, в цвет шёлковых, пижонски расклешенных брюк.
Ее называли за спиной стервой. И это самое культурное из прозвищ. Остальные на приличном телеканале запикали бы. Она двигала крупные «мужские» бизнесы плечом, легко, по́ходя. Пользуясь, где надо очаровательной улыбкой и нежным голосом. Едва заметное прикосновение, многообещающий кивок. Доверительный поворот головы.
Конечно, умудренные жизненными невзгодами заказчики предпочитали иметь дело с ней, а не пропахшими сигаретами конкурентами. В конце концов, если профессиональный результат так же сногшибателен, почему не порадовать глаз обществом красивой молодой женщины. Пожилые владельцы концернов и холдингов, седовласые, уставшие от выходок любовниц, таяли в обществе умной женщины, не рискуя предложить ей ничего, кроме похода в оперу: бизнес и репутация превыше всего.
Она лукаво улыбнулась.
На сегодняшних итальянцев посягал Хромов, давний её оппонент, ещё с института. Он учился курсом выше, подбивал активно клинья, но был застукан за обсуждением с друзьями её сисек. За что получил по морде и с тех пор разыгрывает обиженную непосредственность, переманивая от неё, Инги, заказчиков. Сволочь. Пару раз ему это даже удалось.
Но зато реванш был впечатляющий.
Хромов представлял в суде клиента-перебежчика, Инга – их конкурента. Хромов нагло лыбился – Ингин подопечный-то накосячил со сроками, и неустойку по претензии ему впаяли на вполне законных основаниях. Только Хромов всегда был небрежен к мелочам. К сноскам. К приложениям. К фразам типа «если только не».
Вот это «если только не» и сыграло с ним злую шутку: контракт прописывал освобождение от ответственности Ингиного клиента в случае непередачи документов заказчиком-перебежчиком. И вот тут – та-дам – в договоре обнаружилось примечание: факт передачи документов должен быть подтверждён актом. Которого нет. А есть письмо-претензия Ингиного клиента с требованием о предоставлении указанного пакета документов. Все как полагается – заказное письмо с уведомлением, отметка о приёме, входящий номер, дата регистрации. «Опись, про́токол, сдал-приня́л», как говорил герой Папанова
[1].
Инга навсегда занесла этот момент в число своих личных побед, в папочку под названием «Хромов-козел и пусть так будет с каждым, кто посмеет обсуждать мои сиськи». Он лениво довёл позицию истца до суда, подтвердил суть исковых требований, вальяжно ответил на парочку её вопросов, снисходительно подмигивая, развалился на стуле в ожидании её доклада. Инга выкладывала факты, вбивая их, словно гвозди в его гроб, чётко и по пунктам, оставив заветное «если только не» вишенкой на торте.
Сволочь-Хромов лыбился какое-то время, отплевываясь от ее доводов, как деревенский хулиган – черешневыми косточками, усердно пытаясь сохранить лицо. Клиент-перебежчик нервничал, смотрел побитой собакой. И с каждым новым доводом с физиономии Хромова медленно сползала ухмылка, стекала, как свечной воск. И сразу модная трёхдневная щетина сделала его похожим на бомжа с Казанского вокзала, а шикарный пиджак от Армани будто стал на несколько размеров больше.
Инга торжествовала. Ликовала.
После финального аккорда она посмотрела на него в упор – жалкого, уничтоженного, пристыженного, которому сейчас ещё придётся объяснять клиенту, как так вышло, и отчего он, Хромов, уверял, что у них всё шито-крыто и что положительное решение суда, считай, в кармане. За что и взял аванс в размере десяти процентов от суммы иска.
Это он еще не знает, как Инга разыскивала бедолагу-подрядчика, уговаривала показать контракт и в итоге пришла сюда, в суд, бесплатно: её представительский договор предполагал оплату за юридические услуги только по факту вступления в законную силу оправдательного решения суда.
Подхватив сумочку, сегодняшняя Инга выскочила на лестничную площадку, столкнувшись попа-к-попе с соседкой: та выкатывала коляску и держала на руках щекастого Ванечку.
– Привет, Инга, все хорошеешь, – с обречённой завистью проговорила соседка.
– Держу марку, – Инга закрыла дверь с удивлением отметив царапины около замка. Ввтянула и без того плоский живот, чтобы просочиться между соседкой и стеной и вырваться к лифту раньше молодой мамочки.
Нет, Инга была не из этих, новомодных «чайльдфри». Но она упорно не понимала, почему мамочки, заполучив «прынца» на белом коне, родив ребёнка, устроившись удобно на мужниных плечах, ещё и требуют к себе постоянного внимания. Останься с такой наедине в лифе – замучает рассказами о цвете какашек.
Может, правда, разжижение мозгов в связи с беременностью и родами?
Инга подозрительно выглянула из лифта: соседка пыхтела, разворачивая коляску:
– Оль, тебя ждать? – инстинктивное желание помочь упёрлось в воспоминание о шпильках и светлых брюках, которые требовалось сохранить в идеальном состоянии до четырёх дня.
Соседка протянула что-то нечленораздельное. Инга не выдержала – вышла из лифта и, выхватив неповоротливый агрегат на четырёх колёсах, потянула его к лифту. Конечно, по светлой брючине тут же мазнуло серым, оставив на ткани неприятную полоску. Инга мысленно чертыхнулась.
– Спасибо, Инга, – Оля заползла в лифт, придерживая сумку с детскими принадлежностями – необъятный баул в клеточку. Инга закатила глаза, но промолчала. – У Ванечки первые зубки. – При этих словах Инга икнула, подумав, что началось, а соседка продолжала бесцветным голосом. – Совсем не спит. Боря нервничает. А ему на работу с утра, вот я Ванечку всю ночь на руках. Качаю. Чтоб не плакал. Свекровь подсказала, чтобы не приучать к рукам, в коляску на ночь укладывать, и качать так. А Ванечке неудобно. Он в коляске гулять привык…
Инга не услышала окончание эпопеи – лифт довёз их до первого этажа и, распахнув двери, выпустил в холл. У лифта мялись несколько жильцов, Инга облегчённо вздохнула – Ольге кто-нибудь да поможет спустить коляску, и рванула на стоянку.
Недетская неожиданность
Она добралась до парковки чуть позднее обычного, привычно поднялась на свой семнадцатый этаж. Кивнув сотрудникам, промчалась к кабинету: Катеньки в приёмной, хвала богам и Трудовому кодексу, не было.
Но на её месте восседал шатен.
Тонкий греческий профиль, карие с золотистым блеском глаза, аккуратная бородка в стиле испанских конкистадоров. Чуть вьющиеся волосы до плеч зачёсаны назад, идеальный костюм идеально сидел на идеально широких плечах. Аристократично ненавязчивый аромат мужского парфюма с нотками бергамота и иланг-иланга довершал картину «не ждали».
Инга застала незнакомца за тем, что тот методично снимал розовые и оранжевые напоминалки-стикеры с Ирининого монитора, клавиатуры, стены и стола. На вошедшую Ингу посмотрел с вежливым интересом, дежурно улыбнулся: