– А зачем Марку было залезать в мастерскую? – спросила Леська, её друг отчалил по призыву родины и службы, и она теперь откровенно скучала, не понимая по молодости всей трагичности ситуации. Но Клим, услышав этот вопрос, напротив, оживился и, отбросив тяжелые мысли, улыбнулся.
– А это, друзья, совсем другая история, которая тянется очень давно, и сорвал старый замок не Марк, а Платон тем же вечером. Когда Таша пошла искать ключи, он не стал ждать и открыл эту рухлядь в три секунды, правильно я говорю?
Тот словно ждал этого, замахал утвердительно своей бородой.
– Да, признаюсь, каюсь, грешен, – очень спокойно сказал он. – После смерти Жули все стало неважно и глупо, но еще вчера этот азарт накрывал меня. Кстати, про мою жену, как бы это грубо ни звучало, ничего нового вы мне не сказали. Она всегда была такая, моя Джульетта, лёгкая, увлекающаяся. Единственное, за что себя корю, – это за то, что не ушел вчера отсюда, когда она попросила, возможно, было бы всё иначе. Скорее всего, это бог покарал меня за мою корысть, мне очень хотелось её найти.
– Кого? – изумилась Таша. – Кого вы хотели найти в этой старой мастерской?
– Волшебную веточку лаванды, – просто ответил Платон. – В начале девяностых твоя бабушка Бруней Мария Тарасовна принесла её моему отцу, он у меня был ценителем всего прекрасного, а это произведение искусства было еще и с историей, за такими гоняются коллекционеры, такие стоят в десять раз дороже своих собратьев, просто простоявших на полках музеев.
– Расскажите. – Леська по молодости лет уже сбросила с себя налёт трагедии и как губка впитывала в себя все самое интересное.
– Сразу скажу: знаю я эту историю со слов своего отца, а тот, соответственно, со слов Марии Тарасовны. Но в защиту этой истории могу сказать, что отец пробивал все факты, и эта сказка имеет право на существование.
– Вы нас всех заинтриговали, – сказала Ирма, сейчас она сидела рядом с Арсением, тот обнял её как-то чересчур смело, можно сказать, по-хозяйски, и казалось, что так и было всегда.
– Великий художник – ювелир Карл Фаберже – никак не мог подобрать цвет камня для веточки лаванды. Нет, для тонкого художника это было не впервой, более того, он научился менять оттенки для своих творений, но лаванда все время ускользала от него. Вы знаете, он, не жалея, разбивал уже готовые творения, если видел в них изъян. Недаром именно ему с братом Агафоном доверили реставрацию экспонатов Эрмитажа, фамилия Фаберже была уже брендом, и это была огромная ответственность. Но вот однажды камни нашлись, их ему привез постоянный поставщик с Урала, но предупредил, что нашли их в Ведьминой горе. По преданию, это сама Хозяйка медной горы, и обычно старатели оттуда боятся что-то брать, чтобы не накликать на себя немилость владычицы камней, но больно уж подходящие были камни. Именно такие уже несколько лет заказывал им Карл – цвета лаванды.
– Вот вы сейчас рассказываете, а у меня аж мурашки, – сказала завороженно Леська.
Платон действительно рассказывал как-то очень душевно, было видно, что эта история уже вросла в него, стала его частью.
– Карл не доверил никому работу над цветком, – продолжал он, заметив, что над ним не смеются, а наоборот, с открытыми ртами слушают, он даже немного воодушевился, словно на миг забыл о своей трагедии. – А процессе работы он сразу понял, что камень необычный, человек, работающий с самоцветами более пятидесяти лет, чувствует это интуитивно, поэтому он решил подарить прекрасную лаванду своей любимице – дочери царя Николая Второго Татьяне.
– Ничего себе, – выдохнула Таша. – Как же она потом оказалась у моей бабули?
– О, это интересная история, – сказал Платон и, не ожидая уговоров рассказать, сам продолжил повествование: – Все дело происходило в 1914 году, началась Первая мировая война, и Татьяна со своей старшей сестрой Ольгой работала сестрой милосердия в госпитале, куда поступали раненые с фронта. По слухам, именно там вспыхнула любовь между Татьяной и корнетом Дмитрием Маламой, к тому времени уже проявившим себя на поле боя и считавшимся героем. Вот в честь этих светлых чувств, что промелькнули между молодыми людьми и были невозможны, Татьяна подарила этот букет лаванды Дмитрию.
– А дальше? – сказала мама, и Клим улыбнулся, женщины, сколько бы им ни было, остаются женщинами. Когда-то давно, когда они сидели с мамой в ресторане, отмечали её день рождения, запела заезженная ресторанная песня «Ах, какая женщина», и Клим с высоты своей молодости стал смеяться над ней. «Зря ты так, – как-то грустно сказала она. – Поверь мне: каждая женщина в этом ресторане, неважно, сколько ей лет, 16 или 60, думает, что песня о ней. Мы натуры романтические, и это не переделать, это на уровне подкорки головного мозга». Вот и сейчас все женщины слушали Платона так, словно это на их глазах разворачивалась трагическая любовная история двух молодых людей.
– А дальше расстрел царской семьи, Дмитрий Малама пробивается в Краснодар к остаткам белой армии и там сражается без страха, словно ищет смерти. Будучи смертельно раненым, он отдает этот букет сестре милосердия, которую по странному стечению обстоятельств тоже зовут Татьяной, это была ваша прабабка, Наталья. Ей было семнадцать лет, родителей её расстреляли красные, и она пошла на фронт помогать белой армии. Позже, когда армия была совсем разбита, главврач сделал ей новые документы, скрывающие её благородное происхождение и участие в белом сопротивлении, так она попала в наш город Н. Веточка лаванды передавалась из поколения в поколение с обязательной историей и верой в то, что она помогает добрым людям – увеличивает их доброту, талант, здоровье и удачу, а злым увеличивает злость и силу.
– А почему вы искали её в старой мастерской? – спросила Таша. – Ведь вы сами сказали: бабуля продала её вашему отцу.
– А теперь снова выхожу на сцену я, – сказал Клим. – Надеюсь, вы, Платон, не возражаете.
Тот лишь махнул утвердительно головой.
– Твой отец, Наташ, начал употреблять наркотики, и нужны были срочно деньги на его лечение. Я думаю, иначе Мария Тарасовна никогда бы не продала семейную реликвию. Но позже, когда деньги от продажи закончились, была построена эта мастерская, вылечен сын, ей захотелось вернуть лаванду обратно. Не знаю почему, возможно, жадность, а может, решила, что предала своих предков. В общем, скорее всего, мы это не узнаем никогда. Так вот, поговорил наш Арсений со следователем и вот что узнал. План был шикарен, его не могли придумать три наркомана, которые все это дело провернули, тогда остается Адам Бруней, четвёртый подельник, но и он не походил на организатора – слишком инфантильный и разнеженный был мужчина. Поэтому у следователя была версия, что придумала всё его мать, женщина умная, деловая, способная коня на скаку остановить, но в подтверждение этой версии так и не нашлось доказательств. Более того, у семьи Бруней ничего не нашли, после того как его компаньоны погорели на продаже краденого, они быстро сдали и своего подельника. В один голос они пели, что план придумал Адам Бруней и что именно он взял содержимое сотой ячейки, о которой так пекся президент банка. На суде ни Адам, ни хозяин сотой ячейки так и не сказали, что все-таки в ней было. Поэтому ему вменили только организацию.