Так она познакомилась с Джеймсом. После университета она получила работу в небольшой судоходной компании с офисом в Халле. Почему она вернулась? Проведя три года в Эксетере и год во Франкфурте, она почувствовала себя свободной от влияния Роберта и Мэри. Она могла найти работу в любом месте страны, даже мира. Но практически неосознанно она снова очутилась здесь. Конечно, в какой-то мере она ощущала ответственность за мать. Она не представляла себе, каково было Мэри остаться там вдвоем с Робертом в этом огромном пугающем доме. Даже сейчас брак ее родителей оставался для нее загадкой. Что такого было в Роберте, что вдохновляло на такую преданность? Причем не только ее мать, но и всех женщин в приходе. Однако это была не единственная причина ее возвращения. Все то время, пока она была в разъездах, ее не оставляло чувство страха. Страха перед незнакомыми местами, суетливыми городами, перед людьми, которых она не знала. Страха перед неожиданным. Возможно, это было последствием того, что она обнаружила тело Эбигейл. Она боялась столкнуться с новым кошмаром. Знала, что в одиночку не справится. Дома были родители, которые хоть и доводили ее до белого каления, но могли ее поддержать, как это было в первый раз.
В офисе в Халле была кое-какая работа, связанная с переводами, но она чувствовала, что уровень языков у нее ослаб из-за нехватки практики. Когда ее попросили взять курс для взрослых, она согласилась с неохотой, только ради того, чтобы хоть как-то поддержать уровень русского. А на первое занятие пришел Джеймс. Он зашел в класс сразу после работы, в форме. Ее фантазии о нем были такими же яркими, как теперь о Дэне Гринвуде. Или нет?
Она подошла к окну, борясь с навязчивым желанием предаться своей любимой фантазии: Эмма выскальзывает из дома на улицу и, держась тени, идет через площадь к кузнице. Она толкает одну из больших дверей, полукруглых, как двери церкви, и заходит внутрь. Отказаться от нее будет очень сложно. Но продолжать не имеет смысла – теперь она знала, что влечения не было, было лишь смущение от того, что он узнал в ней школьницу, которая когда-то мимоходом фигурировала в одном из его дел. Ей будет не хватать этих ленивых вечеров, когда она погружалась в мечты, и ночей, когда она выглядывала на площадь, чтобы посмотреть, там ли он.
В мастерской горел свет, и двери не были заперты. Дэн задерживался. Видимо, Вера Стэнхоуп доставала его весь день, и теперь нужно было наверстывать работу. Или, может, работа в полиции пробудила в нем склонность к ночному труду. Свет погас. Дэн вышел из мастерской и на мгновение остановился, осматривая площадь. Он запер дверь, повесил замок, но не уходил. Вдруг ее охватила необъяснимая уверенность в том, что он ждал ее. Она уставилась на него, мысленно призывая посмотреть наверх. Но в спальне было темно. Как бы он ее заметил? Оранжевый свет фонаря отражается от окон, и за бликующим стеклом ничего не видно. Она подумала, не поднять ли окно, как в ту ночь, когда они с Джеймсом обсуждали самоубийство Джини, и прикинула, получится ли это сделать так, чтобы муж не проснулся.
На площадь выехала машина, черная и длинная. Она мягко притормозила перед Дэном, и он сел внутрь. Эмма не видела, кто был за рулем. Может, Вера Стэнхоуп хотела еще что-то выведать. Но перед тем как сесть, Дэн как-то украдкой осмотрелся. Может, это женщина – любовница, которую ему удавалось держать в тайне от всей деревни? Взревел мотор, и машина быстро стартовала. Эмма залезла в постель и легла, повернувшись к Джеймсу спиной.
Она проснулась от света, в панике.
– Где Мэттью?
Джеймс был одет. Свет шел от лампы на туалетном столике. Он стоял, ссутулившись перед зеркалом, и завязывал галстук.
– Спит, – ответил он. – Еще рано.
– Ты уверен? Он никогда не спит так долго. – Сердце глухо колотилось. Она окончательно проснулась, сна и след простыл.
– Я проверял. – Он сделал вид, что тоже был встревожен.
Словно по сигналу из радионяни раздалось хныканье, затем тихий плач.
– Лежи, – сказал Джеймс. – Я его принесу.
Она откинулась на подушки поперек кровати и подумала: почему она не может быть счастлива, имея хорошего мужа и ребенка, о котором можно заботиться?
Она оставила Мэттью у себя и читала, пока сквозь окно не начал пробиваться свет, а на улицах не появились машины. Джеймс давно ушел. Она перепеленала ребенка, положила его обратно в кроватку и спустилась сделать чай. Она бы не удивилась, обнаружив Криса там же, где и оставила, распластанным на столе посреди тарелок, но на столе были лишь остатки ужина. Наверное, он пришел в себя и дотащился до свободной комнаты. Должно быть, было уже поздно. Она его не слышала. Она налила в чайник воду, загрузила посудомойку и включила ее.
Когда чай был готов, она решила позвать Криса. Она представила себе, как он сидит на краю кровати, укрыв ноги одеялом, и продолжает вчерашний разговор. Они еще могли попробовать сблизиться. Она поставила поднос на столик перед входом в комнату и постучала. Ответа не было. Ничего удивительного. После всего выпитого он был в полубессознательном состоянии и много ночей не спал. Она постучала еще раз. Потом еще раз, громче. Потом открыла дверь.
Кровать была пуста и застелена, но немного примята, как будто он спал поверх покрывала. Других следов его пребывания не было. Рюкзак исчез, записки он не оставил.
Эмма спустилась в теплую кухню и села. Выпила две кружки горячего чая. Затем позвонила домой родителям. Никто не ответил.
Глава шестнадцатая
Майкл постепенно возвращался к жизни, словно оттаивал. И это было больно. Как когда затекшую ногу начинает колоть или сводить. Все началось в церкви: приступ ярости, который побудил его выплюнуть вино на Роберта Уинтера, разломил лед, сковывавший его. А потом появилась Вера Стэнхоуп, большая, теплая и великодушная, и продолжила этот процесс. Теперь он стал нервным, суетливым. Не мог больше сидеть в своей хижине и ждать, пока все случится само.
– Что я могу сделать? – спросил он, вставая, чтобы проводить инспектора. – Я хочу помочь.
Она помедлила, и он затаил дыхание, в ужасе ожидая какого-нибудь снисходительного ответа. Предоставьте это нам. Я дам вам знать, если что-нибудь придет в голову. Молчание длилось так долго, что он подумал, что она не ответит никогда. Она вышла на улицу, а он все ждал.
– Мэнтел, – сказала она наконец. – Он все еще участвует в общественной жизни деревни?
– Насколько я знаю. Я почти ни с кем не общался с тех пор, как Пег… – Ему стало стыдно признать, насколько он отдалился от всех. Он никогда никуда не ходил. До выходки в церкви и похорон Джини он выбирался из дома только раз в месяц подстричься, и то днем, в рабочее время, когда в парикмахерской никого не было.
– Было бы полезно узнать, чем он занимается. Не только в плане работы. Например, есть ли у него женщина, в этом его замечательном доме? Со мной люди, может, и не будут общаться, а с вами поговорят.
– Вы с ним говорили?
– Пока нет. Конечно, я поговорю, но для начала я хочу знать, с чем имею дело.