Впоследствии отношения с ребятами наладились, я стала частью дружного, сплочённого коллектива, по которому до сих пор скучаю. Всё забылось. И тут вдруг… Вот зачем так остро отреагировала? Она вообще не меня пыталась задеть, а Филиппу.
— А говорили, что леди Адельвейн — забитая мышка, — фыркнула рыжая.
Хотела ещё что-то сказать, но в дверь неожиданно заскреблись и в коридоре раздался громкий собачий лай.
Паулина побледнела, торпедой метнулась куда-то в сторону, за штору, и скрылась за дверью, которую я до этого даже не заметила.
«Девочки, открывайте!» — разорялся снаружи дог.
Я стояла, пытаясь прийти в себя и осознать, что только что, возможно, нажила себе врага. Не хотела, не планировала, но нажила.
«Эй, есть кто живой? Или вы уже там обе того? На почве острой любви к герцогу и жгучей ненависти друг к другу».
«А я ведь просил дождаться меня, не начинать. Но что с вас, дурынд таких, взять!»
Вдох, выдох. Продолжаю приводить себя в чувство, а заодно напутствую: с другими наинами нужно будет вести себя осмотрительнее. Надеюсь только, остальные окажутся адекватнее этой Паулины.
«Я слышу, как ты дышишь, Филиппа. Грр…»
«Цыпа, не доводи до греха. Если я войду прежде, чем ты выйдешь, можешь попрощаться со своей унылой жизнью».
Решив, что злить ещё и собаку де Горта с моей стороны будет крайней степенью идиотизма, заставила себя сдвинуться с места и распахнула дверь.
— Ну чего тебе? — спросила у пса устало.
«Поговорить, цыпа, надо. О твоих талантах».
С этими словами, ворчливо прозвучавшими у меня в голове, Морок просочился в комнату и потрусил к камину. Улёгся на мягкой шкуре, зевнул во всю ширину своей немалых размеров пасти и вполне миролюбиво пригласил:
«Давай рядышком присаживайся. Я не кусаюсь. Ну то есть кусаюсь, конечно, но сегодня обещаю быть паинькой. Если и ты тоже будешь паинькой и умостишь свой зад, где тебе сказали».
Псина похлопала по шкуре лапой и уставилась на меня своими красными демоническими глазами. Поёжившись от этого зрелища, я всё-таки подошла к ней.
«Ну, а теперь рассказывай, цыпа, откуда ты взялась на наши с Мэдоком головы вся такая одарённая и чудаковатая. Я весь внимание».
Исповедоваться первой встречной собаке — это, знаете ли, совсем не уважать себя. Но я всё равно села. Чинно расправила юбку, сложила ладошки вместе, даже взгляд опустила, как бы поступила «забитая мышка» Филиппа.
«Ну… я жду», — фыркнул у меня в голове красноглазый.
— А чего именно ждёте? — уточнила я осторожно, гадая, с какой бы стороны к нему подступиться, чтобы и себя не выдать и вместе с тем разобраться со своей внезапно обнаружившейся не-шизофренией.
«Правду и ничего кроме правды. Ты кто такая, цыпа?»
— Леди Адельвейн. Можно просто Филиппа.
«Сирота из приюта?» — недоверчиво уточнила псина, и мне жуть как захотелось треснуть его кочергой из камина.
Наверное, что-то такое отразилось у меня на лице, потому что дог поспешил реабилитироваться:
«Прошу прощения, леди Адельвейн и просто Филиппа, воспитанница обители Созидательницы пречистой, Ильсельсии Прелестнейшей, Мудрейшей и Наивеликолепнейшей. Так лучше?»
— Определённо.
Дог снова зевнул, а потом продолжил наше знакомство:
«И много вас таких сироток… пардон, воспитанниц в той обители водится, которые способны слышать редчайших существ вроде меня?»
— Если честно, без понятия. Ты на моей памяти первая собака, которая не только гавкает, но и разговаривает.
«Да какая ж я тебе собака! — обиженно гавкнула эта… не-собака. — Голову бы тебе откусить за такую ересь! Я существо уникальное, можно сказать, единственное и неповторимое. Но вот что странно, из людей меня не слышит никто, кроме тебя — приблудной пятой наины».
«От блохастого слышу», — едва не огрызнулась я. К счастью, вовремя остановилась. Уже успела понять, что этот дог любит поболтать. Вот и пусть болтает. А я послушаю. И запомню всё, что он мне скажет.
«Даже Мэдок меня не слышит, хоть он и хальдаг. Он создал меня, я, можно сказать, часть его самого — ан нет, не слышит. Свою лучшую половину и…»
— В смысле создал?
«А как Истинные себе вейров создают?»
Я закусила губу, и дог вздохнул. Вот честное слово вздохнул!
«И чему вас там вообще в той дыре учат…».
— Танцам, этикету, живописи, — принялась перечислять я, но пёс меня перебил:
«Это был риторический вопрос, цыпа. Твои унылые детство, отрочество и юность меня совершенно не интересуют. А что касается хальдагов… Вейров, таких как я, они создают из своей плоти и крови, а ещё магии, тёмной-претёмной. Ты ведь в курсе, что они способны проникать в сознание любого живого существа?»
Неуверенно кивнула.
«Управлять его мыслями и поступками, а если понадобится, то и становиться им на время. Вот только последнее отнимает немало сил, а вселяться в вейров легко и почти не энергозатратно. Я — глаза и уши своего хозяина. Да если б не я…»
— То есть, получается, возможно, сейчас я с ним, а не с тобой разговариваю? — перебила дога и нервно поёрзала.
Блин! Нужно как можно скорее остаться наедине с той книгой и дочитать её сегодня же, пока я ещё где-нибудь не прокололась и не сглупила.
«Сейчас со мной, — покровительственно успокоил меня пёс. — Если бы это был он, ты бы заметила разницу. Я хоть и часть его, но всё равно другой. Лучше, согласна?»
— Да ты просто очаровашка, — облегчённо выдохнула я, радуясь, что общаюсь со своей «шизофренией», а не со своим женихом (уж лучше она, чем он). Поддавшись невольному порыву, потянулась к догу и на радостях от души почесала его за ухом. — Можно я буду называть тебя Морсиком? Морок звучит немного грубо, а Морсик — просто отпадно. Самое то для такой невероятной собаки. Ну то есть вейра.
Удивительно, но дог за такое панибратское отношение и предложение стать Морсиком даже не попытался оттяпать мне конечность. Прифигел, наверное, и даже ни разу не рыкнул. Зато от двери раздалось громкое покашливание, которое можно было запросто принять за звериное рычание.
Я подняла глаза и увидела заслонку из стали в дверях, ну то есть своего жениха. Позади него маячила с самым страдальческим выражением лица, демонстративно касаясь шеи кончиками пальцев, его любимая фаворитка.
Оглядев нас с Морсиком, Мэдок вошёл в комнату и поинтересовался со сталью в голосе:
— Леди Адельвейн, кто давал вам право душить мою наину?
Ну вот, приплыли.
Перестав чесать дога за ухом, я обменялась с ним взглядом и поднялась на ноги.
— Не понимаю, о чём вы.