38
В комнату вошла Шерри. Она натянула на себя джинсовые шорты и белый короткий топ. Небольшая грудь отчетливо проступала сквозь тонкий материал. Я была несколько более одарена природой, чтобы даже мечтать о хождении без лифчика, но какого размера ни была бы грудь, к этому топу полагался бюстгальтер. Вот такая я ханжа.
Ее короткие желтые волосы были все еще влажными. Она прошла в комнату, переступая длинными ногами, умудрясь выглядеть, как обычно, одновременно распущенно и при этом необыкновенно изящно.
Глядя на то, как она входит в комнату, я ощутила желание убрать голову Натаниеля со своих коленей. Только сила воли помешала мне от него отпрыгнуть. Мы не делали ничего дурного. Но это меня беспокоило.
– Твоя очередь, – сказала Шерри. – Я подожду с Натаниелем.
– Зейн уже вышел?
Я уловила движение в холле, и появился Зейн. На нем тоже были джинсовые шорты, но ничего больше. Единственной вещью на его бледной, узкой груди было неизменное колечко в соске.
– Ты когда-нибудь его снимаешь? – спросила я.
Он улыбнулся.
– Если я вытащу кольцо, отверстие зарастет, и его придется опять прокалывать. Я, может, проколю другой сосок, но не хочу повторять процедуру с первым.
– Я думала, что ты любишь боль, – сказала я.
Он пожал плечами.
– В определенных ситуациях с голыми женщинами – да.
Он коснулся кольца и потянул за него, оттягивая сосок.
– А вот сам по себе пирсинг болит, как сукин сын.
Я осмотрела его стройную, тонкую грудь, особенно правую половину. В месте, где плечо переходит в грудь, было темное пятно, и ничего больше.
– Это все, что осталось от пулевого ранения? – спросила я.
Зейн кивнул и сел в ногах кровати, скользнув на одеяла и оказавшись рядом с Натаниелем и слишком близко ко мне.
– Можешь потрогать рану, если хочешь.
Я нахмурилась.
– Нет уж, спасибо.
Я начала слезать с кровати на четвереньках, потихоньку укладывая голову Натаниля на одеяла, но остановилась. Марианна сказала, что Райна питалась моим смущением, ханжеством, и что, если бы я смогла чувствовать себя в своей тарелке относительно таких мелочей, Райна потеряла бы часть своей власти надо мной. Но так ли это?
Зейн меня не привлекал. В тот момент вчера вечером действовала исключительно Райна. Вот уж её, кажется, привлекало все, в чем бился пульс, а иногда не требовалось и это. Я стиснула зубы и потянулась к Зейну.
Он не шевелился, лицо вдруг стало таким серьезным, словно он понимал, чего мне стоит это прикосновение. Я провела кончиками пальцев по ране. Кожа была гладкая, блестящая, как на шраме, но более мягкая и упругая. Я водила рукой по ране, исследуя ее. Она казалась на удивление пластичной, и в то же время мягкой, как кожа ребенка.
– На ощупь… круто.
Зейн усмехнулся. Это напомнило мне о Джейсоне, и от одной этой мысли у меня расслабились плечи, о чем я до этого и не догадывалась.
Шерри подошла к нему сзади и скользнула руками по плечам, массируя их.
– Никогда не перестану удивляться тому, как мы исцеляемся.
Мне захотелось убрать руку, потому что Шерри тоже его касалась. Но я заставила себя сдержаться, хотя и перестала исследовать рану, просто оставив на ней пальцы.
– Во время исцеления могут напрягаться мышцы, – сказала Шерри. – Они сокращаются, словно тело излечивается слишком быстро, чтобы мышцы за ним успевали.
Я медленно убрала руку, и, оставшись на кровати, наблюдала, как Шерри массирует плечи Зейна. Натаниель провел носом по моей ноге, подняв на меня глаза. Я не отодвинулась от него, и он, казалось, принял это как разрешение положить голову мне на колени. Удовлетворенно вздохнув, он прижался ко мне.
Зейн перекатился на спину с другой стороны от меня, не касаясь, но наблюдая за мной. Взгляд был осторожным.
Шерри по прежнему стояла на коленях в ногах кровати, глядя мне в лицо. Они все наблюдали за мной, словно я была центром их мира. Я видела, как собаки испытующе преданно смотрят на своих хозяев. В собаках это была хорошая черта. В людях это нервировало. У меня нет собаки, потому что я не чувствую себя достаточно ответственной, чтобы заботиться о ней. Теперь я внезапно получила трех верлеопардов, и знала, что я не достаточно ответственная и для них тоже.
Я положила руку на теплые волосы Натаниеля. Зейн потянулся всеми своими шестью футами, от кончиков пальцев рук до ног, выгнув спину, как большой кот.
Я рассмеялась.
– И что, предполагается, что я почешу тебе животик?
Все рассмеялись, даже Натаниель. Я была слегка шокирована, поняв, что первый раз слышу его смех. Он смеялся по-детски, как старшеклассник. Лежа голый у меня на коленях со следами когтей на заднице, он весело хохотал во все горло.
Я была счастлива слышать это, и в то же время нервничала. Они пытались сделать меня главой своей семьи. Именно такую роль играет Ульфрик в стае и Нимир-ра в парде, или, в случае мужчины, ее эквивалент – Нимир-радж. Странно, но для королевы волков своего названия не было. Дискриминация по половому признаку? Или какое-то мистическое дерьмо, которого я пока не понимаю? Надо будет потом спросить у Ричарда.
– Ребята, мне нужно принять ванну.
– Мы могли бы помочь, – сказал Зейн. Он облизал мою руку и скорчил гримасу. – Люблю вкус пота, но не пыли и гравия...
Натаниель поднял голову достаточно, чтобы дотянуться, и его язык медленно скользнул по моей другой руке.
– А я не возражаю против пыли, – сказал он низким мягким голосом.
Я соскользнула с кровати, очень спокойно, очень медленно. Не ойкнула и не закричала. Я была достаточно спокойна и расслаблена, чтобы стоять на полу. Кровать внезапно показалась мне переполненной.
– Спасибо, но лучше все-таки ванна. На звонки кроме телефона у кровати не отвечать, дверь никому, кроме доктора Патрика, не открывать.
– Есть, капитан! – отрапортовал Зейн.
Я сунула файрстар за ремень джинсов и взяла от стены свой чемодан. Стоя в дверях, я оглянулась назад на всю троицу. Зейн лег с другой стороны от Натаниеля, опираясь на локоть, и одной рукой касаясь спины Натаниеля. Шерри свернулась в ногах кровати. Она водила рукой вверх и вниз по его бедру. Не то простыня соскользнула, не то она сама ее стянула, но теперь она могла к нему прикасаться где угодно. И в их лицах при этом не было ничего сексуального, ничего явного.
Они напоминали мне начальную сцену какого-нибудь порно-фильма, но я была уверена, что, когда я уйду, ничего не произойдет. Между ними не было никакого ожидания, никакого желания, чтобы я ушла, и они могли остаться одни. Их взгляды все еще были обращены ко мне. Они касались друг друга для поддержки, не ради секса. И неудобно было мне, а не им.