Инициатор - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Ворон cтр.№ 67

Алиса, не сопротивляясь, легла. За последние дни она перестала ощущать реальность происходящего. Словно всё ещё лежала в склепе в подземелье храма и видела сны. Сны, в которых хватало место и страху и боли и тихому ощущению блаженной усталости. Это чувство — усталости — было хорошо знакомо ей по времени ученичества, но забыто за время служения — йахас усталости не знает, только раны, жара или жажда могли загнать в угол и заставить отлёживаться. Но теперь её угнетала именно усталость, тяжёлым сургучом заполняющая мышцы и перекатывающаяся в них ленивой волной.

Даниил помог ей опуститься на лежанку и сам сел рядом. Алиса устроилась, вытянувшись в струну, и смотря в потолок.

— Спи, я посторожу.

Даниил взял в ладонь белые холодные пальцы и, стиснув зубы, отвернулся. В теле Алисы словно не оставалось жизни.

Алиса послушно закрыла глаза, но потом облизала губы и спросила:

— Почему?

— Что — почему? — вздохнул Даниил.

— Почему ты не оставишь меня?

Даниил расправил на своей ладони её тонкие вялые пальцы, повёл мизинцем по складкам и морщинкам и задумчиво спросил:

— Всё в этом мире делается только по одной причине. Потому что мы — живые. Все мы — живые. Даже те, что как мы… мёртвые душой, умирающие телом. Жизнь толкает к поступкам, жизнь заставляет жить. Всё, что мы делаем — и есть наша жизнь. Не совершая ничего — не живёшь. И нельзя останавливаться. И невозможно не двигаться. Даже тогда, когда твоя пуля уже нашла тебя…

— Живые… — повторила Алиса.

Смотря в потолок, она оставалась равнодушной, словно происходящее не касалось её, словно не звучали слова, нужные ей как воздух, как кровь — свежая, живая, бьющаяся из взрезанной артерии по губам.

Даниил устало улыбнулся:

— Всё в мире сводится только к жизни. Или смерти. И желание быть рядом — тоже…

Она закрыла глаза и замерла.

В глубине грудной клетки стало замирать сердце, задерживаться вдох. И только сознание, заволакиваемое белым туманом, ещё металось, сиротливо ударяясь о клетку бессмысленности существования. Оно искало ответы, но вокруг оставался только туман, медленно заполняющийся красным…

…

…Белая пустыня тянулась от горизонта до горизонта. Под серым небом кружился ветер — срывал снег с места и тащил позёмкой, где-то шлифуя наст до серого, костяного цвета, а где-то укладывая взбитые рыхлые волны заносов. То проваливаясь едва ль не по пояс, то ступая на жёсткий гребень, по заснеженному пространству шла обнажённая девушка. Рыжие волосы казались седыми под снегом, а кожа белела страшным льдистым цветом покойника, уже не расцвечиваясь при порывах. Но девушка шла — тяжело вырывалась из цепкого обхвата снега, выползала, в кровь стирая колени и ладони о наст и утомлённо шагала дальше, механически, безучастно.

Алиса сдавливала боль, комкала, словно салфетку, сделав маленькой, точечной, и забрасывала в ненужные в схватке и пути органы. И боль пилила внутри, точила, кусала, подрывала силы и дух, но не могла остановить совсем.

— Алиса… — ветер звал, налетая то с одной, то с другой стороны, но стоило только обернуться на знакомый голос, как ударял горстью льда, заставляя жмуриться и прятаться за задеревеневшими негнущимися руками.

А, когда она вновь начинала карабкаться через завалы, опять звал — уже с другой стороны, играя, как кошка с мышкой. И она снова и снова оборачивалась на голос.

— Алиса…

В очередной раз медленно, стыло обернувшись на зов, Алиса не прикрыла глаз — усталость и стужа выморозили желание сберечь зрение, и колкий снег ударил в лицо, ужалил под веки…

Но она увидела.

Тёмный силуэт — тонкий, хрупкий, — стоял в самом центре снежного смерча. За плотной серой завесой и не разглядеть толком — кто там, но Алиса пошла на зов. И тут же ветер усилился. Он стал уже не просто шарахающим по телу россыпью снежных игл, морозящим до костей и пронзительно-жестоким, но сшибающим с ног. Почти ложась грудью на стылый порыв, закрываясь одеревенелыми руками, Алиса тяжело шла к фигуре на горизонте.

Снежный заряд с силой шарахал в грудь.

Раз! Раз! Раз!

Повалившись лицом в снег, она замерла.

— Алиса…

Деформированные трансформацией пальцы сжались, прочёркивая борозды. Бороздки тут же замело. Алиса подняла лицо в серых ошмётках снега и посмотрела вперёд, сквозь завесу — тёмная фигура ждала. Губы девушки сжались, упрямо прогнувшись над ямочкой подбородка. Стиснутые кулаки задрожали, вдавливаясь в снежный покров. И Алиса поползла. Молча, упрямо заставляя замёрзшее тело пружинить. Вперёд! К тёмной фигуре, удаляющейся с каждым шагом всё больше.

Когда вновь упала в снег — мир вокруг бесился снежной круговертью, танцуя победу.

Тонкая фигура, закутанная в тень, словно в лоскутный плащ, оказалось рядом неожиданно. Наклонилась, свесилась лоскутками рванья. И высохшей от времени ладонью тронула её за плечо.

Алиса отняла лоб от холодной снежной массы. Липкий колкий снег, не тая, налипал на лицо.

— Алиса…

Знакомый голос резал холодом скованное сознание, тревожил, словно язык давно замолкший колокол в чистом зимнем небе.

Тонкая рука подтолкнула смёрзшееся плечо. И девушка перевернулась, заторможено-мёрзлым взглядом оглядывая мир. И тотчас узнала.

Сестра Пелагея смотрела сквозь рванное серое полотно клубящейся тени. И её глаза лучились пониманием и лёгкой усмешкой сильного.

— Ма…ма… ту… — губы не слушались. Словно две ледышки бились друг о друга, тёрлись, срывая кожу и сочась тут же стынущей кровью.

Старая наставница улыбнулась и тронула — невесомо, нечувствительно за пелёнкой обмороженной кожи — гудящие от напряжения губы девушки.

— Йахаса, — прошептала сестра Пелагея. И так это получилось шелестяще, словно змея проползла, оставляя волновой след на каменистой пустыни. Будто сама несла внутри проклятье этой крови, вечную жажду запрещённого.

— Я… я… — Алисе хотелось плакать, но на заснеженном ветру глаза костенели, набухали морозом, не способные выдавить скопившуюся внутри влагу. Целый океан безумной тоски — одиночества и отверженности.

Сестра Пелагея вздохнула и провела — невесомо, нечувствительно, нереально — по её лицу. От лба к губам, одной лёгкой волнистой линией. И повела руку дальше, вниз. И тронула — обожгла! — середину грудины.

И там побежала трещина. Словно на перезревшей дыне вдруг от лёгкого стука распахнулась корка. Крак! Чёрной молнией на белом, смороженном теле.

Алиса вздрогнула, беззащитно подняла плечи, и, приподнявшись, вгляделась с ужасом в провал. Потянулась, тронула нечувствительными кончиками пальцев ломанный край. Словно фарфоровый — острый, крепкий и холодный.