Что вы несете, или Как разобраться в идеях великих философов, чтобы понять себя - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Гресь cтр.№ 12

Может проще отказаться от наслаждений, чем считать оптимальное количество горячих ванн, мемов с котиками и поцелуев на человеко-единицу в день? К тому же ценность удовольствий меряется печалью, которая одна лишь и оттеняет их, придает им сладость. Глоток воды – удовольствие после долгой засухи, пирожное хочется на низкоуглеводной диеты, а сообщение «привет, как дела» не бесит только через пару дней без Wi-Fi.

Существует ли какая-нибудь наслажденческая константа или нам нравятся не сами вещи или явления, а потенциальная возможность удовлетворить с их помощью наши потребности? И тогда уже плевать, что мы используем для наполнения хоте́лок. Я не беру в расчет сиюминутные радости, вроде первого куска торта, или когда солнышко вышло на минуту из-за туч, меня интересуют долгоиграющие удовольствия. Одна сторона кайфа – это всегда избегание страданий. Когда ты получаешь положительные эмоции от заработанных денег, даже ничего не покупая, но понимая, что в любой момент можешь. Что тебя не настигнут беды и печали, а если им удастся, ты очень быстро залатаешь дыру в голове, желудке, гардеробе. Вторая сторона, наоборот, лежит в осознании почти полной невозможности получить желанное: купить сумку, подрывающую бюджет, уехать на море в середине университетской сессии.

Для чего нам удовольствия, если они граничат со страданием? Путь аскезы видится разумным решением для тех, кого не манит цикличность жизненной синусоиды (от печали до радости – всего лишь дыхание в трубку сотрудника ДПС), а депрессия планируется в строго нерабочее время. Лев Толстой – граф, знавший толк в литературе и шалопутничествах, отвечал противникам наслаждений в начале своей «Исповеди» так: если не кайфовать, тонко балансируя между «больше никогда» и «а давай», то придешь к липкому холодку страха, бегущему вдоль позвоночника, при каждой мысли о бессмысленности пребывания на земле: «Можно жить, только, покуда пьян жизнью; а как протрезвишься, то нельзя не видеть, что все это – только обман, и глупый обман!» А если удовольствия – не транквилизатор для больных существованием, не попытка убежать от мира, а возможность его обрести? Наслаждение – твердая земля, подлинное пристанище человека, истинная реальность. Потому что сердечко чаще всего сжимается только тогда, когда нас сжимают в объятиях. Философия позаботилась и о гедонистах.

В ЭТОЙ ГЛАВЕ МЫ ПОГОВОРИМ ОБ УЧЕНИИ ЭПИКУРЕЙЦЕВ. ПРИДУМАЕМ, КАК СДЕЛАТЬ ТАК, ЧТОБЫ ЖИЗНЬ МЕДОМ НЕ КАЗАЛОСЬ, НО И НЕ СОСТОЯЛА ИЗ ЛОЖЕК ДЕГТЯ? НАЙДЕМ ИСТОК ИНСТАГРАМ-ТРЕНДА НА БОКАЛ ВИНА В ГОРЯЧЕЙ ВАННЕ И РАЗДЕЛИМ РАДОСТИ НА ЕСТЕСТВЕННЫЕ И ПРАЗДНЫЕ. ЭТИКА УДОВОЛЬСТВИЙ – ЭТО УДОВОЛЬСТВИЕ, СТАНОВЯЩЕЕСЯ ЭТИКОЙ.

• Эпикур – король вечеринок? •

Будущий основатель целой философской школы родился в 341 г. до н. э. К этому моменту Аристотель уже больше двух лет учит уму-разуму юного Александра, сына македонского царя Филиппа, который войдет в историю под именем Александра Великого. Того самого, завоевавшего полмира, с чьей кончины начинается новая эпоха греческой истории – эллинизм. Продлится этот период до самых римских завоеваний в Средиземноморье.

Философия постепенно сужает сферу своих интеллектуальных поисков. В эту эпоху от нее отделяются науки, которые во времена Платона были частью философского знания. Появляются отдельно астрономы, математики, физики, а любомудры ^[19]углубляются в изучение разных аспектов духовной жизни обычного человека. Даже политика, которая так волновала Платона и Аристотеля, перестает попадать в топы тем для сочинений мудрецов. Философия эллинизма в этой книге представлена двумя основными течениями того времени – стоицизмом и эпикурейством, которые рассказывают не только об устройстве мира, но и о том, как с этим знанием потом жить. При этом мировоззренческие лайфхаки становятся доступны простым людям, приобретают универсальный характер. А коммуны, которые выросли из «Сада Эпикура» – закрытой тусовки сотоварищей философа, помогали объединить людей со схожими идеями для совместной жизни и работы. Но обо всем по порядку.

О жизни Эпикура известно немного. Историк Диоген Лаэртский ^[20]пишет, что отец философа был афинянином, но детство мальчика прошло вне столицы, хотя дух греческой цитадели мудрости был в нем лет с четырнадцати, когда будущий основатель школы начал интересоваться философией. Увлечение юности переросло в покупку собственной виллы с несколькими сотками под сад, где Эпикур поселился с учениками. Там он прожил до конца жизни, скончавшись в 271 г. до н. э. от камней в почках.

Философ был так популярен среди современников, что о нем, как о любом селебрити, ходило множество слухов. Устраивайся поудобнее, включай Ферджи и погружайся в светскую хронику по-древнегречески.

Эпикур – это великий Гэтсби IV века до н. э. В доме, где часто собирались его друзья, по словам современников, закатывались безумных вечеринки со всеми атрибутами тусовок века.

Философа обвиняли в безудержности потребления телесных удовольствий, даже распутстве. Диоген собрал все высказывания о философе в прессе.

Эпиктет обзывает его развратником и бранит последними словами. Тимократ, брат Метродора, сам учившийся у Эпикура, но потом покинувший его, говорит в книге под заглавием «Развлечения», будто Эпикура дважды в день рвало от переедания и будто сам он еле-еле сумел уклониться от ночной Эпикуровой философии и от посвящения во все его таинства; еще он говорит, что в рассуждениях Эпикур был весьма невежествен, а в жизни еще более того, что телом он был чахл и долгие годы не мог даже встать с носилок, что на чревоугодие он тратил по мине в день (как он и сам пишет в письмах к Леонтии и к митиленским философам), что с ним и с Метродором путались и другие гетеры – Малемария, Идея, Эротия, Никидия ^[21]…

О размере его… самомнения судачили даже потомки. Цицерон приписывает Эпикуру неуважение к философской классике (Платону, Аристотелю и даже к Демокриту, у которого взял основу своей философской системы) и дурные высказывания о философах. Он был тем, для кого нет ничего святого, даже боги не были для него авторитетами, как и всякая внешняя необходимость вроде законов природы.

Было бы лучше принимать мифы о богах, чем делать себя рабами непреодолимой необходимости физиков: всякий миф, по крайней мере, оставляет место для надежды склонить богов в награду за оказываемое им поклонение, но нет возможности склонить эту неумолимую необходимость.