Годы риса и соли - читать онлайн книгу. Автор: Ким Стэнли Робинсон cтр.№ 83

В поисках происхождения этого «золотосвинца» Калид перечитал некоторые наиболее содержательные из своих старых фолиантов и с интересом наткнулся на отрывок из древней классической «Книги свойств» Джабира ибн Хайяма, написанной в первые годы джихада, где Джабир называл семь металлов, а именно золото, серебро, свинец, олово, медь, железо и харсини, что означает «китайское железо»: тускло-серый металл, серебряный после полировки, среди самих китайцев известный как «пайтун», или «белая медь». Китайцы, писал Джабир, делали из него зеркала, способные лечить глазные болезни тех, кто в них заглядывал. Калид, глаза которого слабели год от года, немедленно взялся изготовить зеркальце из имевшегося у них золотосвинца, чтобы проверить это. Джабир также писал, что из харсини получаются особенно мелодичные колокольчики, и потому Калид велел отлить из оставшегося у них металла колокольчики, чтобы послушать, будут ли они отличаться приятным тоном, и точнее идентифицировать металл. Все согласились, что колокольчики звенели очень мелодично; но зрение Калида после того как он посмотрел в металлическое зеркало, не улучшились.

– Будем звать его харсини, – сказал Калид и вздохнул. – Кто знает, что это такое. Ничего мы не знаем.

Но он продолжал экспериментировать, составляя подробнейшие комментарии после каждого опыта, много ночей напролёт и до самых рассветов, не смыкая глаз. Они с Ивангом продолжали заниматься наукой. Калид поручил Бахраму, Пахтакору, Джалилю и другим своим старым мастеровым делать новые телескопы, микроскопы, барометры и насосы. Мануфактура стала местом, где их познания в металлургии и механике объединялись, наделяя их великой силой творить новые вещи; если они могли что-то вообразить, они могли сделать и первое примерное подобие этого. Каждый раз, когда старым ремесленникам удавалось сделать молды и инструменты более точными, это ещё ненамного приближало их к идеалу, и таким образом, по мере того как они прогрессировали, всё, от тонких часовых механизмов до массивных водяных мельниц и пушечных стволов, продолжало совершенствоваться. Разобрав персидский ткацкий станок для ковров, Калид изучил мелкие металлические детали и заметил Ивангу, что, если оставить реечный механизм устройства, а крючки заменить на последовательность штампов в виде букв, которые можно покрыть чернилами и затем прижать к бумаге, таким образом сразу заполнив текстом целую страницу, и повторить процесс столько раз, сколько потребуется, книги станут таким же обычным делом, как пушечные ядра. А Иванг рассмеялся и сказал, что тибетские монахи именно с этой целью вырезали чернильные доски, но идея Калида была лучше.

Иванг тем временем бился над своими математическими задачами. Однажды он сказал Бахраму:

– Только бог мог бы такое выдумать, а затем использовать, чтобы воплотить целый мир! Если мы выявим хотя бы миллионную его часть, то сможем узнать больше, чем знали все живые существа за всю многовековую историю, и своими глазами увидеть божественное начало.

Бахрам неуверенно кивнул. Он уже решительно не хотел, чтобы Иванг принимал ислам. Это казалось нечестным и по отношению к Богу, и по отношению к Ивангу. Он знал, что его чувство эгоистично, и знал, что Бог обо всём позаботится. Так и оказалось, поскольку Иванг перестал приходить в мечеть по пятницам и на богословские лекции в рибат. Бог, или Иванг – или они вместе – прислушались к Бахраму. Веру нельзя подделать, и нельзя использовать в мирских целях.

Теперь, когда Бахрам захаживал в караван-сарай, он постоянно слышал тревожные истории с востока. Повсюду царила сумятица: новой правящей китайской династией овладели захватнические настроения. Маньчжурский император, будучи узурпатором, остался недоволен состоянием ветхой и угасающей империи, которую покорил, но твёрдо намерился придать ей сил новыми завоеваниями, включив в свои границы богатые рисовые царства на юге (Аннам, Сиам и Бирму), а также выжженные пустоши в сердце мира, пустыни и горы, отделяющие Китай от исламского мира, пересечённые нитями Шёлкового пути. Преодолев же пустошь, они вторгнутся в Индию, исламские ханства и империю савафидов. В караван-сарае поговаривали, что Яркенд и Кашгар уже взяты, – очень может быть, учитывая, что десятилетиями их оборону держали остатки минских гарнизонов и полководцы-отщепенцы. Только Таримская впадина лежала между Бухарским ханством и этими пустошами, да горы Ферганы, которые и то в паре мест пересекал Шёлковый путь. А куда идут караваны, безусловно, пройдут и знамёна.

Вскоре так и случилось. Пришло известие, что маньчжуры заняли перевал Торугарт, наивысшую точку одного из торговых путей между Ташкентом и пустыней Такла-Макан. Ход караванов с востока будет прерван на неопределённое время, а это означало, что Самарканд и Бухара превратятся из центрального узла всей мировой коммерции в практически бесполезный тупик. Для торговли это была катастрофа.

С такими новостями прибыла последняя группа караванщиков: армяне, зотты, евреи и индусы. Им пришлось спасаться бегством и бросить весь свой товар. Похоже, и Джунгарские Ворота, расположенные между Синьцзяном и казахской степью, тоже были на грани взятия. Как только новость облетела караван-сараи, окружавшие Самарканд, большинство стоявших в нём караванов изменили свои планы. Многие решили вернуться во Франгистан, который, хоть там и не утихали внутренние конфликты тайф, по крайней мере полностью принадлежал мусульманам, а мелкие ханства, эмираты и султанаты не прекращали торговли друг с другом даже во время войн.

Подобные решения не могли не нанести Самарканду непоправимого ущерба. Как конечный пункт назначения город был просто краем дар аль-ислама и ничего собой не представлял. Надир был обеспокоен, хан – в ярости. Сайед Абдул-Азиз дал приказ отвоевать Джунгарские Ворота и послать армию на защиту Хайберского перевала, чтобы сохранить торговые отношения хотя бы с Индией.

Надир, сопровождаемый вооружённой охраной, кратко изложил эти приказы Калиду и Ивангу. Он обрисовал ситуацию так, словно в этом была вина Калида. В конце визита он сообщил им, что Бахрам, его жена и дети поедут вместе с Надиром в ханаку в Бухаре. Их отпустят в Самарканд только тогда, когда Калид и Иванг изобретут оружие, способное победить китайцев.

– Никто не запрещает им принимать гостей во дворце. Вы можете навещать их или даже поселиться с ними, хотя мне кажется, что вам будет удобнее работать отсюда, где в вашем распоряжении остаются все ваши мастера и техника. Если бы я посчитал, что вам удобнее работать во дворце, я бы и вас туда поселил, поверьте.

Калид сверкнул на него глазами, ничего не говоря, чтобы в запале гнева не поставить их всех под удар.

– Иванг поживёт здесь, с тобой, так как я считаю, что здесь он принесёт наибольшую пользу. Ему продлят аман заблаговременно, в знак признания его роли в решении вопросов государственной важности. Покидать страну ему запрещается. Не то чтобы он смог: дракон, проснувшийся на востоке, уже проглотил Тибет. Вы можете гордиться тем, что на вас возложено ярмо такой праведной миссии.

Он бросил взгляд и на Бахрама.

– Мы позаботимся о твоей семье, а ты позаботишься о деле. Можешь жить во дворце с ними или помогать работе здесь, как тебе будет угодно.