– В смысле? – напрягся я.
Старший оперуполномоченный на миг прикрыл глаза, затем продекламировал:
– Статья сто семьдесят четыре уголовного кодекса РСФСР. Дача взятки наказывается лишением свободы от трёх до восьми лет. Если расколешься и настучишь на гражданина Мальцева, пойдёшь по пункту первому, но хрен редьки не слаще. За посредничество дают от двух до восьми.
К лицу прилила кровь, захотелось схватить что-нибудь тяжёлое и забить сволочного мента до смерти, но я подавил этот порыв и даже материться не стал, только шумно выдохнул и потребовал объяснений:
– Чё за подстава?!
В ответ Козлов погрозил пальцем.
– Попрошу не выражаться! – Он передвинул ручку и чистый лист и потребовал: – Пиши: «я, Полоскаев Сергей… как там тебя по отчеству… тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения»…
– Иди в жопу! – перебил я опера и отшвырнул от себя письменные принадлежности.
– Язык прикуси! – рявкнул Козлов. – И ручку возьми, не явку с повинной написать прошу, а подписку о сотрудничестве со следствием по делу о подрыве автотранспортного средства, принадлежащего Мальцеву Вэ Ка, и неразглашении сведений, полученных в ходе…
У меня немного отлегло от сердца, но я не стал дослушивать капитана и заявил:
– Ничего я писать не буду!
– Тогда сядешь.
– За что это? Не было никакой взятки! Я никому денег не давал, просто сберкнижку показал!
– Взятку замнём за ненужностью, – неожиданно покладисто согласился Козлов. – Но согласно статье семнадцать УК РСФСР, соучастниками преступления, наряду с исполнителями, признаются организаторы, подстрекатели и пособники. И ты у нас из свидетеля можешь легко и непринуждённо переквалифицироваться в пособника.
Я совсем уже ничего не понимал.
– Пособника в чём?
– В покушении на убийство.
– Чё за бред? – не выдержал я. – Какое пособничество?! Какое покушение?! Вы о чём вообще?!
Капитан Козлов обречённо покачал головой, будто поражаясь моей тупости.
– На пальцах всё объяснить?
– А давайте!
– Начнём с того, что ты должен был отвлечь сопровождающих гражданина Мальцева и дать возможность сообщнику заложить в его машину взрывное устройство. С подрывником тебя свяжут без всякого труда. Знаешь как?
– Нет!
– Думаешь, блефую? – прищурился Козлов, раскрыл папку и вытянул из неё ворох фотографий, принялся их сортировать. – Ну сам посмотри…
На отобранных оперативником снимках оказались изображены фрагменты тел неудавшегося подрывника, но если таким нехитрым маневром капитан намеревался выбить меня из колеи, то он просчитался. Видывал и не такое, причём вживую.
– Левую руку смотри, – подсказал капитан.
Я выудил из фотографий нужную, посмотрел на кисть, на которой не хватало пальцев и недоумённо нахмурился.
– И что с того?
Опер постучал пальцем по снимку.
– Мизинец и безымянный палец подверглись травматической ампутации задолго до смерти.
Спину будто кипятком обдало.
– Узнал? – поинтересовался Козлов, не спускавший с меня взгляда.
– Карбид, – произнёс я вслух прозвище знакомого пацана.
– Рябоконь Николай Михайлович, семьдесят третьего года рождения, – объявил оперативник, – проживавший по адресу… Но ты ведь и так знаешь, где он жил, так? Сосед по дому как-никак…
– У меня таких соседей… – проворчал я, прекрасно отдавая себе отчёт, что всё складывается не очень хорошо. Паршиво всё складывалось, чего уж там…
Это сейчас Козлов только давит и слабину прощупывает, а что будет, когда он узнает о моём разговоре с Карбидом пару недель назад? Узнает ведь – свидетелей было много, ещё тот младший лейтенант как на грех припёрся. А потом всплывёт, что мы с Алёной переспали, и я запросто сделаюсь инициатором и подстрекателем покушения, ибо вот он – мотив, на поверхности лежит. Ревность, ага.
– Пиши, Сергей. Пиши, – потребовал оперативник.
– Вы же понимаете, что это бред! Дело шито белыми нитками!
– Думаешь, пугаю? – проникновенно улыбнулся старший оперуполномоченный. – Думаешь, не посажу невиновного? Всё верно – невиновного не посажу, а тебя – запросто. Ты смотри, Полоскаев, ещё сорок дней не прошло, а на Кавказе память длинная…
Намёк касательно грузин вышел откровенней некуда, и у меня перехватило дыхание, словно горло железным обручем стянули, не глотнуть.
– Я никого и пальцем не тронул! – заявил я, понизив голос. – Освободился и сбежал!
– Дурака из меня не делай! – столь же негромко потребовал Козлов. – Потолочную ручку в «девятке» ты отломал – факт. А как, скажи, с запястья второй браслет снял, а? Мы ведь наручники в машине нашли! Так каким образом замок отпер? Где ключик взял? А я тебе скажу: у одного из покойников! И не надо врать, будто после перестрелки, когда выжившие разбежались, сам машину во двор загнал, чтобы сжечь, тогда тела и обыскал. Ключи от «девятки» не в замке зажигания были, а в кармане одного из убитых. Конкретно – Алексея Смирнова. Ну что – всё ещё будешь заливать, будто никого и пальцем не тронул, агнец безвинный?
Мне сделалось нехорошо, в паху заломило так, что стало больно не просто сидеть и дышать, но просто существовать.
– А ведь я предлагаю не ворошить прошлое, – улыбнулся, если не сказать – осклабился, опер. – Пиши, давай!
Решимости спорить изрядно поубавилось, но и связывать себя какими-либо официальными обязательствами не хотелось просто до скрежета зубовного.
– Это же филькина грамота! – вздохнул я, нехотя беря ручку. – Ну какое сотрудничество со следствием? Ерунду какую-то придумали!
– Эта филькина грамота будет подшита в дело и пойдёт в ход, когда вляпаешься со своим Мальцевым в какое-нибудь дерьмо! А ты ведь точно вляпаешься, ты по-другому просто не можешь, ибо бытие определяет сознание. Да, вот так! Строго по историческому материализму!
– Вляпаюсь и вляпаюсь. Вам-то что с того?
– Знаешь, что делает человек, когда начинает тонуть в выгребной яме? Он тянет в дерьмо за собой других. Вот прихватят тебя на чём-нибудь горячем и запоёшь как соловей. Про меня всякие глупости сочинять начнёшь…
– А так вы меня, прям, прикроете?
– Да разбежался! – хохотнул капитан, потом пожал плечами. – Нет, если по нашим делам претензии возникнут, словечко замолвлю, не сомневайся. Ту же палёную водку ты не ради подработки теперь возить станешь, а в рамках оперативно-розыскных мероприятий. Есть разница? Есть. Ну и, конечно, ко мне вопросов не возникнет на предмет, что нас связывает, если вдруг по-крупному залетишь. Не выйдет у тебя меня за собой потянуть. И мне спокойней, и тебе безопасней. Обоюдная выгода, с какой стороны ни посмотри.