Масса и власть - читать онлайн книгу. Автор: Элиас Канетти cтр.№ 81

Не надо думать, будто медиум играл короля постоянно. Время от времени король, как говорили, «входил в его голову». Он впадал в состояние одержимости и начинал повторять умершего до последней черточки. В клане, отвечающем за поставку медиумов, характерные черты короля к моменту его смерти передавались от поколения к поколению. Король Кигала умер в глубокой старости, его медиум был совсем молодым человеком. Когда король «входил в его голову», медиум превращался в старика: тряс головой, на лице появлялись морщины, изо рта текла слюна.

К таким припадкам относились с величайшим почтением. Считалось честью при них присутствовать, лицезреть мертвого короля и узнавать его. Он же мог проявляться, когда захочет, в теле человека, специально для этого предназначенного, и потому не должен был испытывать злобы, характерной для тех, кто совсем исчез из этого мира.

Наиболее последовательный культ предков выработан китайцами. Чтобы понять, чем является для них предок, надо немножко углубиться в их представления о душе.

Они верили, что каждый человек обладает двумя душами. Одна, по, возникает из спермы, а потому имеется в человеке с момента зачатия; ей человек обязан памятью. Другая, хун, возникает из воздуха, который вдыхается после рождения, и формируется постепенно. Она имеет форму тела, которое ею одушевлено, но является невидимой. Ей свойственна разумность, увеличивающаяся по мере ее роста; это высшая душа.

После смерти воздушная душа поднимается в небо, а душа, возникшая из спермы, остается с трупом в могиле. Именно этой низшей души боятся больше всего. Она зловредна, завистлива и старается утащить с собой живых. По мере разложения тела эта возникшая из спермы душа тоже постепенно распадается, теряя способность вредить оставшимся.

Высшая душа, напротив, продолжает существовать. Ей нужна пища, ибо неблизок путь в страну мертвых. Если потомки не предложат ей пищи, ее ждут жестокие страдания. А если она не найдет дороги, то станет несчастной и такой же опасной, как душа из спермы.

Погребальные ритуалы имеют двоякую цель: обезопасить живущих от враждебных действий умерших и одновременно обеспечить выживание душ умерших. Ибо связь с миром мертвых становится опасной, если они перехватывают инициативу. Она благоприятна, если выступает в виде культа предков, практикуемого согласно предписанным нормам в соответствующие дни и часы.

Выживание души зависит от физических и моральных сил, которые она накопила при жизни. Они приобретаются посредством питания и обучения. Особенно важно различие между душой господина, «мясоеда», который всю жизнь хорошо питался, и душой обыкновенного, дешево и дурно питавшегося крестьянина. «Только у господ, – говорит Гране, – есть душа в подлинном смысле слова. Даже старость не портит эту душу, а, наоборот, обогащает ее. Господин готовится к смерти, потребляя изысканные блюда и тонкие напитки. За свою жизнь он усвоил множество эссенций, тем больше, чем пышнее и продолжительнее была его власть. Он приумножил богатую субстанцию собственных предков, которые тоже наедались мясом и дичью. Его душа, когда он умрет, не рассеется как душа простолюдина, а выскользнет из трупа, полная сил.

Если господин следовал правилам своего сословия, душа его, очищенная и облагороженная траурной церемонией, обретает возвышенную и светлую власть. Она получает добродетельную мощь духа-хранителя и одновременно сохраняет в себе черты праведника и долгожителя. Она становится душой предка».

Теперь ей посвящается особенный культ в ее собственном храме. Она участвует в церемониях смены времен года, в жизни природы и в жизни страны. Когда охота удачна, она получает много еды. Если не удался урожай, она голодает. Душа предка питается зерном, мясом, дичью с господских владений, где она родилась. Но сколь ни велико ее личностное богатство, сколь долго она ни держится, используя запас накопленных сил, – настает миг, когда она рассеивается и гаснет. Через четыре или пять поколений дощечка предка, с которой она была связана определенным ритуалом, теряет право считаться особенной святыней. Она складывается в каменный ларь к дощечкам других, старших предков, время почитания которых давно минуло. Предок, имя которого было на ней запечатлено и которого она представляла, уже больше не господин. Его мощная индивидуальность, так долго выдвигавшаяся на передний план, исчезает. Его жизненный путь закончен, роль предка отыграна. Благодаря специальному культу ему в течение многих лет удавалось избегнуть судьбы обыкновенных мертвецов. Теперь же он возвращается в массу прочих мертвых и становится анонимным, как все они.

Не всех предков хватает на четыре или пять поколений. Как долго остается стоять дощечка, как долго продолжают обращаться к душе с просьбой прийти и принять пищу – это зависит от ранга предка. Некоторых уже через поколение откладывают в сторону. Но сколько бы они ни протянули, тот факт, что они вообще существуют, в корне изменяет саму природу выживания.

Оно уже не является тайным триумфом сына, который живет, когда отец уже умер. Ибо отец присутствует здесь же в качестве предка: ему сын обязан всем, что имеет, и в его интересах сохранять отцовское благоволение. Он обязан кормить отца, даже умершего, и сто раз поостережется, прежде чем показать ему свое превосходство. Пока сын жив, душа отца всегда рядом, причем, как мы видели, она несет в себе совокупность черт определенной узнаваемой личности. Отцу же, в свою очередь, крайне важно, чтобы его питали и почитали. В новом существовании в виде предка ему необходимо, чтобы сын его жил: не будет потомков, не от кого будет ждать почитания. Ему нужно, чтобы сын и последующие поколения жили дольше, чем он сам. Ему нужно, чтобы дела их шли хорошо, ибо их успехом определяется его собственное существование в качестве предка. Ему нужно, чтобы они жили до тех пор, пока готовы помнить о нем. Так возникает органичное и благоприятное сочетание интересов: отец в качестве предка обретает своеобразную форму продления жизни, дети – гордость за то, что в состоянии это обеспечить.

Так же важно, что в течение нескольких поколений предки существуют поодиночке. Их помнят и почитают в качестве индивидуумов, и, лишь уйдя в совсем далекое прошлое, они сливаются в массу. Именно отец и дед как отдельные четко определенные индивиды стоят между потомками и безликой массой предков. Пока сын испытывает удовлетворение от того, что отец рядом, ее влияние сдержаннее и мягче. Из-за самой природы отношений она не может побудить сына к умножению числа мертвых. Лишь он сам станет тем, кто увеличит это число на единицу, но ему хочется, чтобы этого не случилось как можно дольше. Так ситуация выживания теряет свой массовидный характер. Выживание как страсть оказывается непонятным и противоестественным, оно лишается своих смертоносных качеств. Самоощущение и память заключают союз между собой. Одно окрашивается другим, и лучшее из обоих сохраняется.

Задумавшись над образом идеального властителя, как он сложился в истории и мышлении китайцев, поражаешься его человечности. В нем нет насилия, что скорее всего надо отнести на счет такого вот рода культа предков.

Лучшее изображение чумы дал Фукидид, который сам переболел ею и выздоровел. Оно кратко и четко передает все характерные черты этой болезни, поэтому стоит здесь воспроизвести важнейшее.