Масса и власть - читать онлайн книгу. Автор: Элиас Канетти cтр.№ 131

Он считал возможным, что вся лечебница Флехсига или даже весь Лейпциг вместе с нею были «изъяты» с Земли и перенесены на какое-то небесное тело. Говорившие с ним голоса иногда осведомлялись, существует ли еще Лейпциг. В одном из своих видений он спускался на лифте в глубины Земли. Он опускался сквозь разные по времени земные слои, пока не оказывался в лесу каменноугольного периода. Покинув на время кабину, он бродил как по кладбищу, попадал в места, где лежало все население Лейпцига, даже видел могилу своей жены. При этом, надо заметить, жена его была жива и регулярно навещала его в больнице.

Шребер по-разному объяснял себе гибель человечества. Он размышлял о понижении температуры благодаря растущему отдалению Солнца и связанному с этим всеобщему оледенению. Приходили ему на ум и землетрясения. Ему было сообщено, что великое лиссабонское землетрясение связывалось со случаем одного духовидца, напоминавшим его собственный. Новость о появлении в мире волшебника, а именно профессора Флехсига, а также об исчезновении самого Шребера, который был все-таки широко известной личностью, пробудила в человечестве страх и сокрушила основы религии. Воцарилась всеобщая неуверенность и тревожность, пошатнулась нравственность, и на человечество обрушились сокрушительные эпидемии. Это была чума и проказа, о которых в Европе давно уже не было слуху. У себя на теле он заметил симптомы чумы. Чума выступала в разных формах: была голубая, коричневая, белая и черная чума.

Пока люди гибли в этих страшных эпидемиях, сам Шребер был вылечен благодетельными лучами. Следовало различать два рода лучей: «вредоносные» и «благодетельные». Первые были насыщены трупным ядом и другими продуктами разложения, они вносили в тело зародыши болезни или вызывали другие разрушительные последствия. «Благодетельные» или чистые лучи действовали как противоядие, нейтрализуя вред, причиняемый первыми.

Вовсе не складывается впечатление, что все эти беды постигли человечество вопреки воле Шребера. Кажется, наоборот, он удовлетворен тем, что нападения врагов, на которые обрек его профессор Флехсиг, привели к таким чудовищным последствиям. Все человечество наказано и уничтожено потому, что кто-то осмелился выступить против него. Только он благодаря «благодетельным лучам» спасся от эпидемии. Шребер оказывается единственным выжившим потому, что он сам этого хочет. Он хочет быть единственным живым посреди гигантского поля трупов, и это поле заключает в себе всех других людей. Этим он обнаруживает в себе не только параноика, это ведь глубинное стремление каждого идеального властителя – стать последним из оставшихся в живых. Властитель посылает людей на смерть, чтобы смерть пощадила его самого, он старается перевести ее на других. Смерть других ему не просто небезразлична: он старается превратить ее в массовое явление. Особенно он склонен прибегать к этой радикальной мере, когда колеблется его власть над живыми. Если он ощутил угрозу своей власти, то желания видеть мертвыми всех перед собой не смирить никакими рациональными соображениями.

Можно было бы возразить, что такая «политическая» интерпретация Шребера не совсем уместна. Его апокалиптические видения имеют скорее религиозный характер. Он вовсе не выражает намерения господствовать над живыми – власть духовидца имеет другую природу. Из-за того, что его мания сопровождается представлением о гибели всех других людей, ему вряд ли можно приписать тягу к власти мирского порядка.

Очень скоро станет ясной ошибочность такого возражения. У Шребера обнаруживается система политики, лежащая в сокровенном ядре его идей. Но прежде чем ее воспроизвести, глянем на его представления о божественной власти.

Сам Бог, полагает он, «определял все направление нацеленной против меня политики…» «Бог в состоянии когда угодно уничтожить неудобного ему человека, наслав на него смертельную болезнь или направив удар молнии…» «Когда интересы Бога сталкиваются с интересами отдельного человека или группы людей, может быть, даже обитателей целой планеты, в Боге так же, как в любом другом одушевленном существе, просыпается чувство самосохранения. Вспомним Содом и Гоморру!..» «Немыслимо, чтобы Бог отказался уделить любому единичному человеку положенную ему долю блаженства, поскольку любое умножение «преддверий небес» служит лишь тому, чтобы увеличивать его собственную власть и упрочивать оборону против опасностей, возникающих из-за приближения человечества. Столкновения интересов Бога и отдельного человека – при условии, что человек ведет себя в согласии с мировым порядком, – просто не может произойти». Если в его случае это столкновение интересов все же произошло, так это совершенно своеобразное явление в мировой истории, которое никогда больше не повторится. Он пишет о «восстановлении единоличной власти Бога на небесах»; о «своего рода союзнических отношениях флехсиговой души с частями Бога», направляющими против него свои острия; возникшее по причине этого союза изменение баланса сил сохраняется, по существу, вплоть до нынешнего дня. Он упоминает о «колоссальных силах со стороны всемогущего Бога» и о «бесперспективности сопротивления» со своей стороны. Он высказывает догадку о том, что «властные полномочия профессора Флехсига, как управляющего одной из Божьих провинций, простерлись, должно быть, вплоть до Америки». То же самое, кажется, относится к Англии. Упоминается венский врач по нервным болезням, который «очевидно, представляет интересы Бога в другой Божьей провинции, а именно в славянских областях Австрии». Между ним и профессором Флехсигом завязалась борьба за власть.

Из этих цитат, которые взяты из очень далеко отстоящих друг от друга частей памятных записок, возникает совершенно ясный образ Бога: он есть не что иное, как властитель. В его державе имеются провинции и партии. Его интересы, обозначенные кратко и отчетливо, состоят в усилении его собственной власти. Именно поэтому, а не по какой иной причине, он ни одному человеку не откажет в причитающейся тому доле блаженства. Неудобных людей он уберет со своей дороги. Ошибиться здесь невозможно: этот Бог сидит в центре своей политики как паук в центре паутины. А отсюда недалеко и до собственной политики Шребера.

Пожалуй, надо предупредить, что он был воспитан в старой протестантской традиции Саксонии и с недоверием воспринимал стремление к обращению в католицизм. Его первое высказывание о немцах связано с победоносной войной 1870/71 гг.

Он получил достаточно ясные указания на то, что суровая зима 1870/71 гг. была организована Богом для того, чтобы обратить военную удачу на сторону немцев. Бог также проявляет слабость к немецкому языку. В период своего очищения души изучают «основной язык», на котором изъясняется сам Бог: это немножко старомодный, но мощный «дойч». Это, конечно, не означает, что блаженство предназначается только для немцев. Но тем не менее в Новое время – от Реформации, а может быть, даже от переселения народов – именно немцы являются избранным народом Божьим, чьим языком Бог по преимуществу пользуется. Избранные народы Божьи сменяли друг друга в ходе истории в зависимости от того, какой из них проявлял больше нравственной добродетели. Это были древние евреи, потом персы, потом греко-романские народы и, наконец, немцы.

Избранному германскому народу, естественно, угрожают опасности. На первом месте стоят гонения со стороны католиков. Вспоминаются сотни, если не тысячи имен чистых душ, которые в виде лучей входили в контакт и разговаривали с ним. У многих поименованных на первом плане стояли религиозные интересы. Среди них было много католиков, рассчитывавших на подъем католицизма, в частности, на обращение Саксонии и Лейпцига: сюда относились лейпцигский священник Ст., «14 лейпцигских католиков» (возможно, католический кружок), отец-иезуит С. из Дрездена, кардиналы Рампола, Галиберти и Казати, сам папа, наконец, бесчисленные монахи и монахини; однажды сразу 240 монахов-бенедиктинцев под водительством священника «в виде душ вошли в мою голову, чтобы найти там свой конец». Среди душ находился также венский врач по нервным болезням, крещенный еврей и славянофил, который при посредстве Шребера намеревался ославянить Германию и заодно установить власть еврейства.