Вдова Хана. Заключительная книга трилогии - читать онлайн книгу. Автор: Ульяна Соболева cтр.№ 16

Если…если он не знает, это конец. И я проиграла. Мне придется вернуться обратно ни с чем. Силой надавила на нож, заставляя надзирателя скорчиться от боли.

— Псы…Псы Албасты! Она выкупает некоторых для боев…боев без правил!



Океаны ломают сушу.

Ураганы сгибают небо.

Исчезают земные царства,

А любовь остается жить.

Погибают седые звезды.

Серый мамонт вмерзает в скалы.

Острова умирают в море,

А любовь остается жить.

Топчут войны живую зелень.

Пушки бьют по живому солнцу.

Днем и ночью горят дороги,

А любовь остается жить.

Я к тому это все, что, если

Ты увидишь как плачут звезды,

Пушки бьют по живому солнцу,

Ураганы ломают твердь,

Есть на свете сильное чудо:

Рафаэль написал Мадонну,

Незапятнанный след зачатья

На прекрасном ее лице.

Значит, день не боится ночи.

Значит, сад не боится ветра.

Горы рушатся. Небо меркнет,

А любовь остается жить.

(с) Сергей Островой

Кто такая эта Албаста? Это не имя. Это кличка. Я прочла кто они… Албасты. Мифологические существа… Демоницы. Уродливые, гнилые, самки, пожирающие плоть грешников. Никто и никогда не видел ее лица, никто не знал, как с ней связаться, никто не называл настоящего имени этой женщины вслух. Ее боялись, как огня. Я в каком-то чертовом замкнутом круге. Я кручусь рядом и не могу найти, и я на грани срыва. Как будто хватаю судорожно скрюченными пальцами миражи, скольжу ими по призрачному лицу Тамерлана и промахиваюсь, хватаюсь за воздух и остаюсь ни с чем снова и снова.

Как выйти с ней на связь? Как попасть на тотализатор? Как вообще подобраться к этому кодлу, к этой секте для избранных извращенцев? Я металась в отчаянии по комнате, которую снимала в одном из маленьких городков неподалеку от той самой степи. Не спала ночами. Оставались считанные дни до возвращения обратно. Дед давал мне всего неделю. И ни одной зацепки кроме слов того надзирателя. Конечно, мы его пытали… Но все, что он знал — это то, что женщина в маске приезжает иногда выкупать смертников, осужденных некоей сектой Чахар-Мугчи, содержащей тюрьму. Мне это ни о чем не говорило. Я как будто брошена в грязный океан и плаваю среди мусора, мяса, трупов, всплывшего дерьма, и не знаю, где я, куда плыть и насколько здесь глубоко. Своя мафия, свои законы. Скорпион был прав. Я попала в иной мир и ни черта в нем не смыслю.

— Она покупает людей. У нас мясо, где-то покупает шлюх, где-то животных. Она страшная женщина. С ней не нужно связываться. У нее повсюду свои люди. Они даже там, где вы о них ничего не подозреваете.

Вторили надзиратели, пока Дарив держал их на прицеле. Мы не знали, можно ли их отпустить, не сдадут ли они нас.

— Кто ее привозит? У вас должен быть посредник. Назови имя посредника, и я оставлю тебя в живых.

— Я не знаю. Они просто приезжают… и все.

— Ложь! Знаешь. Ты продаешь им людей. И все деньги берешь себе. Для этого ты с кем-то наладил бизнес. И я хочу знать — с кем.

Я слышала, как Дарив выбивает правду, как стонет и кричит надзиратель, пока второй мочится в штаны и дергается в одном из опустевших ящиков. Он никогда не заговорит и никогда не сможет ничего написать… Ему нечем это сделать. Больше нечем… Да, жестоко. Но здесь не бывает иначе. Здесь иначе нельзя. Нет жалости, сочувствия, сострадания. Они остались за чертой этого страшного места. И во мне они тоже умирали. Я хочу вернуть своего мужа домой и сделаю это любой ценой.

Он вышел ко мне, вытирая окровавленные руки и морщась от брезгливости.

— Есть один человек. Выйти с ним на связь можно будет через того мужика из лавки. Надо предложить для нее товар. Иначе она не клюнет. И сделка должна быть честной на все сто процентов.

— Товар? Какой? Золото? Оружие? Что предложить?

Дарив усмехнулся.

— Нет. Она торгует другим товаром. Живым.

У меня не оставалось выбора. Мне приходила только одна идея в голову. Только один выход. И когда я окончательно приняла решение, тут же вышла из своей комнаты и постучала в спальню Дарива.

— Я знаю, какой товар можно предложить Албасте.

— НЕТ!

— ДА!

* * *

У нее выдался паршивый день. Один из самых отвратительных дней за последнее время. Она потеряла много денег. Потеряла миллионы. Все из-за этой падали, из-за этого ублюдка, выблядка от кровосмешения, урода, который портил все, к чему прикасался. Она никогда не забудет, как из спальни вынесли Лу. Окровавленную, голую, мертвую. А потом вывели это животное, которое захлебывалось смехом и харкало кровью. Валялось у нее в ногах с поломанными ребрами, задыхалось и продолжало скалиться. Потому что понимал, мразь, какие неприятности ей устроил. Ничего… она его сломает. Она поставит эту наглую тварь на колени. Или она не Албаста.

Убить его — это слишком просто. Она хочет дрессированного, преданного пса, лижущего ей пятки. Хочет, чтобы этот пес сам приносил ей миллионы. И она этого добьется. Лу вынесли из спальни и подбросили в клетку к тигрице. Та довершила начатое ее отмороженным хозяином. Официально было озвучено, что выпившая Лу влезла к тигрице и пострадала. На это были потрачены сотни тысяч. Закрыты многие рты. Кому-то деньгами, кому-то свинцом. Ее бизнес слишком дорого стоил и слишком много ей приносил, чтобы потерять его вот так. Из-за этого недоноска. Но самое главное — она этот бизнес любила. Это было ее царство.

С каким наслаждением Албаста заглядывала в глазок его вонючей камеры. Метр на метр, где он стоял совершенно голый, с поломанными ребрами. Голодный, умирающий от жажды, с нескончаемой музыкой. Она включала ему своего любимого Баха. И с почти оргазмическими спазмами удовольствия смотрела, как от громкого звукам проклятый ублюдок не может уснуть и сдирает ногти до мяса, он ведь даже не может ударить с размаха о стены. Потому что нет места. И корчится, орет, сжимает до слез глаза. Как тебе концерт, Хан? Все для тебя, родной, все для родимого родственника. Ты хотел уединения? Пожалуйста! Ты хотел музыку — вот она! Наслаждайся!

Потом она установила маленькую камеру в карцере и жадно мастурбировала, пока заключенный бился лбом о стену. Она кончала под кровавый пот, стекавший с его лица, вонзала в себя пальцы с красными ногтями и извивалась на кушетке. Он ее возбуждал. Всегда. Даже тогда, когда ей хотелось его расчленить. С каких пор в своих фантазиях начала представлять этого самца, эту мразь, она так и не знала, но в какой-то момент поняла, что во время секса ей чудится его скуластое лицо, его толстый, огромный член, его звериная жестокость. С собственным мужем, со своими любовниками она стонала и воображала своего бывшего зятя.