Эхо заметила, что Рад разглядывает Главного, шевельнула пальцами, и арца тут же хлестнул по спине взметнувшийся снизу тонкий прут. Рад обернулся, и Эхо жестами пообещала, если он правильно понял, вырвать ему глаза.
Так как на визов смотреть было страшно, а на Точку роста – запрещено, арц стал рассматривать плоды с эмбрионами, висящие на стенах. Самые спелые светили так же ярко, как каплевидные лампы в его квартире. Рад вспомнил длинный анекдот, суть которого сводилась к тому, что визы растут на деревьях, а когда созревают – падают и ударяются головой, что, собственно, и делает их визами – безмозглыми дикарями. Он и представить себе не мог, что по крайней мере первая часть анекдота – правда. Ними сказал, что Эхо его сестра, но как же тогда…
– Полномочный посол арцев, – неожиданно заговорил Ними. – Ты можешь приблизиться. Точке роста известно, что у вас нет доступа в ментальное поле. Ты можешь говорить.
Рад резво пополз вперед, потерял равновесие и завалился набок. Визы беззвучно и злорадно заулыбались. Ними поднял арца и шепнул ему на ухо:
– Карты… Строительство в обход… Покажи…
Полупрозрачный экран, на котором по десятому разу сменяли друг друга планы местности в различном масштабе, уже давно парил в воздухе над запястьем арца, но Главный все молчал. Наконец Рад, опасаясь, что аккумулятор разрядится, свернул карту. И тут раздался скрежет, в котором с трудом можно было разобрать слова:
– Что для этого нужно?
В гладкой серой голове арца как будто взорвалась световая бомба: «Получилось? Так просто?!» Рад в замешательстве посмотрел на Ними, тот состроил какую-то малопонятную гримасу, яростно закивал, потом одними губами начал что-то говорить, но арц все равно не понимал. Эхо свирепо косилась на обоих – видимо, они нарушали все нормы этикета сразу.
– Назначить меня послом официально! – прошипел наконец Ними и тут же распростерся ниц на древесном настиле, вымаливая прощение за нарушенную тишину.
– А-а… – облегченно выдохнул Рад и подключился к информационной паутине – сигнал тут был, хоть и слабый.
Когда из коммуникатора вылетел целый рой полупрозрачных квадратов и закружился по древесному дворцу, Главного моментально закрыла глухая зеленая стена.
– Нет, нет! Это… это документы! Они не кусаются! – Рад истерично хихикнул. – Формы, которые нужно заполнить!
Стена ушла обратно в пол.
– Смех, – проскрежетал Главный. – Признак разума. Что нужно твоим документам, арц?
– Внизу есть… светящийся квадратик… дотроньтесь до него… Нет, нет, не этот. – Одна из форм замерцала красным и растворилась в воздухе. – Совсем внизу. Нужна ДНК-подпись. Просто дотроньтесь до квадратика.
Гибкая ветка касалась документов, они меняли цвет на синий и исчезали. Все визы, за исключением Ними, уже имевшего дело с современными технологиями, завороженно наблюдали за невиданным зрелищем. Рад почувствовал гордость – даже не потому, что, кажется, творил историю, а потому, что ему наконец удалось удивить этих злых смешливых детей.
– Это всё? – спросил Главный, заполнив последний документ.
– Мы… пришлем еще послов… если вы их примете.
– Вы приняли его. – Листья мазнули по лицу Ними. – Мы примем вас.
Раньше они жили в другом мире, с более разнообразной погодой. Там была маленькая человеческая колония, основанная каким-то научным институтом, такая маленькая, что у планеты даже не было нормального названия, только буквы и цифры. Колонисты пытались давать планете разные звучные имена – Ариадна или Благодатная, – но между собой чаще всего называли ее Дырой. Отец там работал, а они с мамой – скучали. Но когда отца перевели сюда, выяснилось, что они не имели ни малейшего представления, что такое настоящая скука. Здесь больше не было вообще никого, а на пятый день после их прилета, когда закончился монтаж погодных установок, пошел снег. С тех пор он шел всегда.
А потом они обжились, и выяснилось, что все совсем не так плохо. Отец больше не пропадал неизвестно где, а работал в основном дома, мама сделала из оранжереи настоящий сад. Дом был огромный, с бассейном, голографическим залом и камерами индивидуального восстановления. Кухонный синтезатор даже вино делал по маминому заказу. И то, что больше здесь никого не было, тоже оказалось к лучшему. Анна больше не расстраивалась из-за того, что устает быстрее сверстников и не может развлекаться пятью различными способами за один вечер, не вызвав легким обмороком всеобщую панику. Даже одним не может. Она ходила с родителями гулять, каталась на снегоходе. Как-то три дня лепила с мамой огромную снежную крепость, и никто не смеялся, что она как маленькая. А в доме были сад и множество книг, и из инфопластика, и даже бумажных, которые так любил папа.
Анна слезла с кровати, где уютно устроилась с очередной книжкой, и пошла к столу за инъектором – у нее опять кружилась голова. По дороге глянула в зеркало и на секунду замерла, зажав в пальцах прядь волос, которую хотела отбросить назад. Потом вздохнула и вместе с инъектором прихватила несколько прозрачных желтоватых капсул.
Она почему-то не сразу узнала свое отражение. И ей показалось, что это чужое лицо смотрит на нее с ненавистью и отчаянием.
А однажды Айа стояла на узкой вершине скалы, напоминавшей воткнутую в небо кривую щепку, и иногда заносила ногу над пропастью, как будто пробуя ее температуру. Она карабкалась сюда очень долго, и корабль уже устал ее уговаривать, но все-таки еще пытался.
– Десять условных лет, Айа. Десять лет. Когда я тебя восстановлю, Вселенная станет старше и злее.
– Отличный отпуск.
– Ты-то времени как раз не почувствуешь. Зато его почувствую я.
– У тебя будет отличный отпуск.
– Десять лет неподвижности и уязвимости. Эти планеты слишком густо заселены. А если меня найдет кто-нибудь недостаточно… благонадежный? Я не смогу улететь.
– У нас обоих будет отличный вечный отпуск.
Айа подошла к самому краю с видом уставшего туриста, а не человека, который собирается прыгнуть вниз. Ее лицо не выражало никакой приличествующей моменту внутренней борьбы. Только глаза покраснели, но не от слез, а от сильного ветра.
– За десять лет жизнь не станет менее бессмысленной. Ничего не изменится. Ты не изменишься.
– Но попробовать-то можно? – Айа опять покачалась на одной ноге.
– Айа! Я… я куплю тебе иметерской пыли!
– Двадцать единиц? – неожиданно заинтересовалась она.
– Десять…
– Не-е… Так неинтересно. Двадцать. Очищенной.
– Хорошо!
– И цветов кауи.
– Хочешь, чтобы у тебя мозг взорвался? Стой! Ладно, и цветов тоже!
– Сам купишь. Лично.