— Что это?
— Металлика, — тут же ответил я и проснулся.
Дятел лежал завернувшись в простыню, будто в кокон. Всю ночь он ныл, что его жрут комары, ворочался, обливался аэрозолем от укусов насекомых и не давал мне спать.
Трифонов же вырубился мертвецким сном минут через пять после того, как легли и ничего этого не слышал. Теперь же, едва пробудившись, он быстро выбрался с нашего лежбища, покрутил головой, разминая шею, потёр плечи, помахал руками. Сделал два шага и распахнул входную дверь.
Освежающий ветерок пробежал по комнате и вылетел в оставленное открытым на ночь окно.
— Это подъём, — пояснил он Дятлу. — В лагере.
Дятел вытянул локти из кокона и продемонстрировал мне красные, расчёсанные пупырышки укусов, после чего жалобным тоном сообщил:
— На ногах ещё хуже.
Тифон надел штаны и кроссовки. Взял ведро и исчез в дверном проёме. Через минуту послышался голос Макса, Трифонов ему что-то ответил, затем раздался отрывистый крик, топот, звук ударившегося о стену дома ведра.
Дятел перепуганно вскочил и прямо в трусах кинулся смотреть, что происходит.
Мне же и не глядя было ясно, что они обливают друг друга водой из поставленной между домами бочки. Ну и, соответственно, душераздирающий вопль Дятла не заставил себя ждать, и по тому, как он верещал, можно было подумать, что они засунули его в эту бочку целиком. Так что во избежание принудительных водных процедур я решил не торопиться с подъёмом и блаженно растянулся на кровати.
Буквально на секунду прикрыл глаза (или мне показалось, что на секунду), как кто-то резким движением сорвал с меня простыню, и на живот упало нечто мокрое, дико холодное и противное. От неожиданности я заорал и замолчал, только когда увидел, что это просто полотенце.
— Давай, вставай, — скомандовал Тифон.
Приятную расслабленность сняло, как рукой.
— Иди нафиг, — я швырнул в него полотенце. — Тупые шутки.
— Чем быстрее начнём, тем больше успеем, ты в курсе?
— Я тебе не Соломин, ясно?
Не знаю, что на меня нашло, но неожиданно я прилично разозлился.
— И? — он с вызовом уставился на меня. — Что ты этим хотел сказать?
— Сам знаешь.
— Соломин, между прочим, уже научился консервные банки открывать и спичками пользоваться, а ты всё ещё дрыхнешь.
— Вы там обливались.
— Короче, чтоб через две минуты был на улице, — сказал он это таким тоном, что мне вообще расхотелось куда-либо идти.
Просто остаться в кровати и пролежать целый день. Назло. Специально, чтобы много о себе не воображал. Не станет же он меня насильно тащить. Интересно, что вообще сделает?
Я подумал о Зое, о том, что Трифонов «нависает», и в очередной раз злорадно отметил, что это её выбор.
Они застелили уличный стол тремя разодранными пакетами. На белых пластиковых тарелках лежал нарезанный чёрный хлеб, огурцы и яблоки, между ними стояли две открытые банки со шпротами, крышки которых были жестоко изуродованы, и дымящийся чайник. Тифон по-прежнему в одних штанах безжалостно пилил колбасу складным ножиком. Дятел распаковывал коробку с чаем. Макс жарил на мангале сосиски. Удивительно, что они так заморочились завтраком. Видимо, я действительно провалялся дольше, чем думал. Спросил, чем помочь, но Трифонов ответил только «пожрать быстрее».
Однако, когда уже сели и стали есть, я вдруг сообразил, что Артёма с нами нет.
— Тёма так рано не встаёт, — сказал Макс.
От удивления я сделал такой большой глоток чая, что обжёгся. Посмотрел на реакцию Трифонова, но тот, чуть щурясь от дыма, преспокойно курил. На его плечах сидело комаров пять, а он их будто не чувствовал.
Тифон терпеть не мог мажоров, халявщиков и всяких приспособленцев, но тут что-то пошло не так, и я никак не мог понять, в чём подвох. Подобная дискриминация, скорее даже социальное неравенство показалось мне возмутительным, но я промолчал. Пусть Трифонов сам решает, кто чего стоит.
На строительной площадке тени не было и в помине, и когда мы вышли к ней из спасительной гущи деревьев, нас обдало раскалённым воздухом, а из-под ног поднялись столбы белой пыли. Запахло сухим песком и цементом.
Рядом с двумя огромными контейнерами, которые нужно было заполнить, мы нашли тачку, коробку с рабочими перчатками, три совковые лопаты, кувалду и строительные носилки.
Первые два часа дело шло весело и бодро. Мы перетащили большие куски рам, длинные доски и тяжеленные плиты, за счет чего один контейнер заполнился почти на четверть. Но потом пришёл Борис, посмотрел на нашу работу и сказал, что мы всё делаем неправильно. Все цельные и объемные куски нужно разламывать или разбивать, чтобы они заполняли контейнер целиком, тогда вывезти получится значительно больше, и это очень важно, потому что каждый контейнер стоит денег. Тогда Макс запрыгнул внутрь, и мы с ним что могли доставали обратно, а Тифон расфигачивал всё это кувалдой.
Артём появился где-то около двенадцати. Свеженький, бодрый, приятно пахнущий, в чистых серых спортивках и белой майке, тогда как все мы были с головы до ног покрыты налипшим на влажную кожу слоем цементной пыли и песка.
Он громко похвалил нас, похлопал меня по спине и предложил отправиться обследовать ещё не разрушенный корпус. При этом тон у него был такой насмешливый и беспечный, что дико захотелось послать.
Однако вместо меня это сделал Макс и, будто именно этого и ожидая, Артём нацепил перчатки и довольно охотно подключился к нам.
Работал он быстро, нетерпеливо и решительно. Так что дело пошло быстрее, да и веселее тоже, потому что разговаривал он почти так же много, как Лёха. Анекдоты, конечно, не травил, но смешно подкалывал Дятла про унитаз с подогревом и не очень смешно меня по поводу истории с Тоней.
После он в красках стал вспоминать, как Тифон в больнице упал в обморок, когда ему укол делали, из-за чего у медперсонала на этаже начался переполох, а древние бабки из очереди за уколами то и дело заглядывали в процедурный кабинет и грозились воспользоваться его беспомощным состоянием.
Трифонов неловко оправдывался, что это от голода, но мы уже дико гоготали и подробностей не слышали.
После шести нестерпимый зной стал спадать, однако мы с непривычки уже так упахались, что особого облегчения это не принесло. Каждый ждал, что кто-то другой первым скажет «хватит». Но все молчали. Даже ханурик Дятел на заплетающихся ногах упрямо продолжал таскать мусор. Я всё надеялся, что это будет Артём, но тот, пока меня не было, успел поспорить с Максом, кто дольше продержится и, судя по упрямой настойчивости обоих, противостояние могло продлиться до ночи. Трифонов, как обычно, включил свою внутреннюю кнопку Терминатора и делал вид, что ничего не замечает. Я же просто не мог себе позволить оказаться самым слабым звеном, поэтому тоже терпел. Разговаривать перестали, только время от времени переругивались друг с другом.