— Ну, как тебе сказать, я вряд ли среди этих женщин. Это же все типа внезапно, мало ли какие на мне трусы, чистая ли я, а еще руки, от веревок потом следы остаются, а у меня нежная кожа. Да и вот захочу я в туалет и дальше что, под себя что ли ходить? Фу, лежать в собственной луже. Я помню, что ты отрежешь мне язык, но так я реально умру. Судя по деревьям за окном и пению птиц, мы загородом, а скорая приедет не скоро. Ты бы мог меня отвезти в больницу после обрезания моего языка сам, но тогда начнутся вопросы и тебя обвинят в этом преступлении.
— Ты удивишься, Алиночка, но я скучал по твоему словесному поносу.
— Если ты так скучал, чего раньше не сказал?
— А ты?
— Это что за детский сад? Я девочка, а ты мужик. Ты должен извиняться и ползать в ногах.
— А ты нанимать пидараса и заказывать компанию «умри, но помирись»? Ты уверена, что не страдаешь дебилизмом?
— Я хотя бы наняла этого самого пидараса, чтобы что-то сделать, а ты что? Один раз приперся в кафе, схватил за руку и как абориген завалил в машину? Так кто из нас страдает дебильностью?
— Ты права. Оба. Но так у нас диалога не получится. Учти, пока все не обговорим, руки я тебе не развяжу.
— Нет, Саша. С прискорбием сообщаю, что я не выдержу. Мне нужно освободить свой везика уринария от соломенно-прозрачной жидкости.
— Чего?!
— Мне нужно пописать, Саша. Прости, что тебе приходится узнавать такую постыдную тайну, но я из тех ужасных женщин, которые ходят в туалет и не только мочиться.
— Ну как так, Терентьева? Потерпеть полчаса не можешь?
— Почему пол? Сначала разговоры, а потом примирительный секс, разве нет? В полчаса не уложимся, так что развязывай мне руки, потом можешь снова привязать.
— Нет, ты точно чокнутая.
Саша развязывает мне руки, и я грациозно встаю с кровати. Ну как грациозно, как могу.
— Алина, ванная прямо, а не там, куда ты пошла.
— Я туда и шла.
— У тебя точно косоглазие.
Захожу в ванную, быстро делаю свои дела и заглядываю в зеркало. В принципе не все так плохо, жаль правда, что глаза не подкрашены. Но сорочка симпатичная, трусы благо тоже в норме. Зубы! Точно. Новой щетки у Потапова не оказалось, пришлось в ход пустить палец и запить все ополаскивателем. Поправляю волосы на одну сторону и томно открываю рот. Нет, в зеркале на меня смотрит реально дебилка. Открытый рот не для меня.
— У тебя там понос? Чего так долго?
— Нет, месячные начались. Живот болит и домой надо, — выхожу из ванной и смотрю на Потапова, который прямо белеет от расстройства. — Саша, я пошутила. А вообще я тебе только для секса значит нужна?
— Заметь, об этом говорила только ты. Иди сюда, — Саша берет меня за руку и ведет в спальню.
— Кстати, мне нравится интерьер спальни и ванная комната тоже ничего, не то, что твоя квартира. Ты снял этот дом?
— Нет. Купил. Неделю назад здесь закончил ремонт.
— Ясно.
— Что тебе ясно?
— Значит меня все-таки в планах о женитьбе не было, раз сделал все сам.
— Железная тупая женская логика. Сядь на кровать.
— Только после тебя.
— Сейчас ты ведешь себя реально как ребенок. Не перебарщивай. Знаешь во что не должна вмешиваться женщина?
— Во что?
— Во все. А если серьезно, то почти во все. Иди сюда, — Саша тянет руку, и я присаживаюсь рядом с ним. — Если бы я тебе сказал, что собираюсь купить дом в пятидесяти километрах от города, то было бы примерно так «Потапов, я не собираюсь жить загородом, у меня работа и стоять в утренних пробках два часа я не намерена» и это только начало, остальное можно не продолжать.
— Не умничай.
— Ты тоже. Я сделал этот дом полностью по-твоему вкусу- светлые тона, большие панорамные окна, кухня с огромной стойкой. Все, как ты когда-то говорила.
— Я хочу посмотреть!
— Позже.
— Ладно ты прав, я действительно дура. Причем во многом, но ты тоже недалеко от меня отошел.
— Недалеко. Поговорим серьезно?
— Начинай.
Глава 18
— Саша, ты это слышишь?
— Это Венц скребется в дверь.
— Так открой, я соскучилась по белому мишке.
— Что-то по мне ты так не скучала.
— Не ревнуй. Саш, а как я здесь оказалась? Я не могла не почувствовать, что меня несут.
— Снотворное кинул в твой вечерний кефир. Опережая всю твою чушь, это нормальное лекарство, сильное, но безвредное.
— Прикольно. Почти как в кино, меня похитили. Ладно, Саш, все это конечно мило, но, наверное, стоит начать. Я не умею просить прощения, никогда этого не делала, тем более не просила его у мужчины. Да, я виновата. Но что я могла подумать, когда твой знакомый кокосник сказал мне, что ты бабник и бывший зек? И знаешь, да, это было убедительно, особенно про твою помощницу. Наверное, я плохая женщина, но я ему поверила. Когда выбежала в коридор, встретила твою зловонную Милену, застегивающую пуговицу, а в кабинете ты переодеваешь рубашку. Что я могла подумать? Да, мордобой был лишним, но я даже подумать не успела. А ты тоже хорош, ты меня даже не дурой обозвал, ты меня на хрен послал!
— Ты права. Наверное, я бы также подумал. Но я этого не знал, только уже потом про кокосника на камере увидел. У меня ничего не было с Милой, ни раньше, ни тогда, вообще никогда.
— Как и у меня не было ничего с тем геем, но ты тоже подумал о другом.
— Ты снова права, нет между нами должного доверия.
— Саш, а ты правда сидел? — Потапов сжимает руку, встает с кровати и садится в кресло напротив. Не хочет говорить, по глазам вижу.
— Нет, не сидел, условку дали. Я тогда только из армии вернулся, веселый, окрыленный придурок. Приехал, а вместо дома только пепелище. Сначала не мог понять, что это за херня такая. Добрые соседи просветили, месяц уже, как дом сгорел вместе со всей семьей. Все сгорели, и мать, и отец, и брат с сестрой, собака только одна осталась. Я тогда был дико зол, ведь никакая тварь не сообщила, я и на похоронах даже не был и неважно, что там и хоронить нечего было. К бабушке рванул, все понять не мог она-то почему не сказала, ведь жили на соседних улицах. Оказалось, что она почти сразу слегла с инфарктом, а потом боялась мне сказать. И злиться мне было не на кого, да и бабушку я понимал, я бы также, наверное, сделал. Пошел к невестушке своей, разбираться, да душу изливать, а там как в банальном кино, невестушка давно с другими трахается. Думал, шлепну ее на месте, а потом вдруг жалко ее стало, в обычную же шалаву превратилась, тошно было даже трогать. Ну и все, вернулся к бабушке, а через пару недель все те же добрые соседи сообщили, что видели, как расстреляли мою Гретку по дороге к озеру. Это за мной она туда каждый день таскалась, я даже этому значения не придавал, не замечал ничего. Нашел ее на дороге, на теле живого места не было. Отвез еще живую в ветеринарку, ну а дальше накрыло. Мало что помню, ходил, как умалишенный и узнавал кто это сделал. На следующий день нашел трех двадцатилетних уродов у того же озера. С машины стреляли. Не знаю откуда во мне столько сил взялось. Херачил, как мог, со всей силы и все спрашивал зачем, сука, зачем стрелять в собаку. А знаешь какой ответ был? «Посмотреть, сколько она выдержит и когда уже упадет». Тварь, а меня ещё сильнее накрыло, перед глазами лицо сестры, когда щенка тискала, все пролетело тогда в голове. За все бил, мутузил так, что вспоминать страшно. Оттащили вовремя прохожие. Ну а дальше менты, следствие, условка. Если убил бы, реальный срок дали. Мне повезло, мент хороший попался, да и было кому вступиться. Забавно, но даже спустя семнадцать лет я бы также поступил. Не жалею ни о чем, вообще таких мразей нужно убивать сразу, у них нет шансов исправиться. Сейчас я рад, что меня тогда оттащили, реальный срок бабушка бы точно не пережила.