— Понимание — это жизненно необходимое явление. Именно поэтому я и хочу его вам подарить. И начну с того, что как это помещение, так и большая часть других, занимаемых вашим посольством, просматриваются и прослушиваются. Вы, как сделавшие своей столицей бывшую столицу Византийской империи, должны были если не видеть, то слышать о тайных ходах, слуховых и зрительных отверстиях, которые пронизывали большинство дворцов византийской знати. Так вот, здесь, пусть и на скорую руку, было создано нечто похожее. Всё же Константинополь был Римом вторым, Восточным, а первый, он же Вечный Город — оттуда всё пошло, а значит и сохраниться было обязано. В том числе и знания, как быстро и надёжно сотворить средство видеть и слышать своих врагов.
— Шайтан…
— Как? — это уже прошипел Херсекли Ахмет-паша, пытающийся хоть немного сохранять хладнокровие, в отличие от великого визиря, готового плеваться огнём и ядом… если б только мог.
— Не скажу, что это было легко, но вот непринуждённо точно. А вдобавок представители Испании, Ордена госпитальеров и ещё кое-кто из заинтересованных сторон тоже слышали и слушали. Порой и смотрели, пускай и в не самые удобные отверстия в стенах.
— И выдать смерть султанского сына за итог нападение мстящих за свои унижения сербов тоже не получится.
— Совсем не получится, — дополнила Бьянка слова Корельи, с нескрываемым торжеством взирая на потерявших почти всю свою важность и напыщенность османов. — Весь этот шум который вы слышали, и суета, которую видели… Это обман. Андреа Лоредан, Янош Корвин и другие наблюдали и наблюдают за тем, как доблестные солдаты короля Италии показывают свои умения проникать в крепости под покровом ночи, а также пресекать подобное. Теперь смерть Селима из Дома Османа ударит не по нам, а по вам самим. Мы можем обвинить вас, великого визиря и бейлербея Анатолии, женатого на дочери самого султана в коварном убийстве. И нам поверят.
— Султан, хоть и знает… Он ведь знает, да? — ухмыльнулся Корелья, глядя на даже не бледного, а серого Давуд-пашу. — Всё равно Баязид окажется вынужденным покарать убийц своего сына. Вас двоих и других, простых орудий в руках столь важных персон.
Бах! Это один из бойцов разрядил один из пистолетов. Пуля же, попав прямо в голову схватившегося за клинок одного из янычаров, разнесла черепушку особо борзого фанатика так, что мало не показалось. Калибр, однако! Плюс отсутствие шлема, что неудивительно в данных декорациях.
— Кто пошевелится — будут убиты! — взревел Корелья, словно бешеный бык с о знамён Борджиа, на корявом османском, ибо только эти слова специально и выучил. — Замрите и будете жить!
Меньшая часть присутствующих и впрямь замерла. А вот янычары… Этих угрозой смерти не прошибить. А вот жеста от Херсекли Ахмет-паши им вполне хватило. Очередное подтверждение того, кто именно главная фигура в сём посольстве.
— Кровопролития не будет? Неуместно…
— Что… ты… хочешь, король Италии Чезаре Борджиа?
— Мирного договора, — сказал я чистую правду. Пусть и в нужном ключе, не раскрывая всего. — Без попыток воздействия на нас этими… средствами. А для этого нужно поговорить. И без этих фанатиков, с раннего детства натаскиваемых на родную кровь. Пусть убираются. Оружие тоже пусть сложат, мне шума не требуется.
Зашептались. Оба, то бишь великий визирь и бейлербей. Ни черта в османском не понимаю, да и нет желания голову ломать над этим тарабарским наречием. Ай, пофиг. Всё равно говорят слишком тихо, их даже знающий язык и переводивший наши слова сейчас не в состоянии нормально услышать. Может лишь совсем скудные обрывки, из коих всё равно ничего толком не вытянуть. Именно это он и передал условленным жестом. Обидно, досадно, ну да ладно. Мелочи, иначе и не скажешь.
Ага, звучит повелительная команда и вот янычары, всем своим видом выражая глубочайшее недовольство, снимают пояса с подвешенными на них ножнами и один за другим покидают это место. Послушались. Переводчик, один из таковых, подтверждает, переводя приказы Херсекли Ахмет-паши. О как! Оказывается, бейлербей и истинный глава посольства надавил как раз на свой статус и на подписанную самим Баязидом бумагу, наделяющую его всеми возможными и чуточкой невозможных полномочий. Последнее — уже чисто моё предположение. Но документ в речи упоминался, равно как и необходимость для янычар следовать приказы.
Ушли. Это хорошо. Остались лишь сами Давуд-паша с Ахмет-пашой, три переводчиков и ещё парочка слуг, Без оружия, как я мог наблюдать. Если же что-то и спрятано в одеяниях — это уже детали. Расслабляться я и сам не собирался, и Мигелю с Бьянкой не позволю. Что до охраны, так им вообще ушами хлопать в подобной ситуации не полагалось, специально и тщательно натаскивали на самые разные ситуации, в том числе и внешне безобидные. Не мы такие, жизнь вокруг тяжёлая.
— Вы оба мертвецы, стоит нам лишь захотеть. Вас убьют не тут и не мы, а по приказу султана Баязида II, — с ходу выбросил я карты на стол. — Участь жертвенных баранов — вот что уготовано обоим, чтобы султан не оказался в глазах всего мира замешанным не просто в убийстве собственного сына — это как раз для ваших нравов дело привычное — но убийстве прямо на переговорах, с целью свалить его смерть на других. Пусть мамлюкам, маврам и прочим до этого нет дела, ибо сами такие же. Но вот Венеция, Испания, Венгрия, Молдавия, великое княжество Московское… Не-ет, султану легче прикончить двух своих полезных, но всё же слуг, избавившись тем самым от проблем. Вы же «признаетесь» во всем и даже больше либо под пытками, либо самим фактом своего бегства. Только и это надо ухитриться сделать. В нынешних то условиях… непросто будет. Я же готов предложить вам жизнь. Взамен на некоторые услуги, конечно.
— Выкуп? — оживился Давуд-паша. — Я готов платить золотом и словами. Только скажите, что нужно сделать.
— И что вы хотите от готовых вам служить, — мрачно процедил босниец. — И где это нужно будет делать — на ваших землях или сначала в империи?
Люблю смекалистых. Если осман просто выражал готовность служить, то ренегат поступил умнее, заранее обозначив собственное понимание ситуации, в которой оказался. Наверняка неполное, но и это было неплохо. Следовательно…
— Мигель. Поговори с великим визирем в соседней комнате. Расспроси его о том. Что нам желательно знать и о том. Как он видит собственную полезность. Я же займусь беседой с почтенным бейлербеем. А потом, быть может, сменим собеседников. Тем или иным способом.
Корелья даже словами отвечать не стал, лишь кивнул и махнул рукой в сторону выхода из комнаты. Не того, через который удалились славшие оружие янычары, а другого, ведущего в своего рода «комнату отдыха». Ситуация то заранее оговоренная и известно к чему ведущая. Нюанс. Это нам известная, а вот для кое-кого из посланников османского султана будет и ещё один сюрприз, ни разу не радующий.
Та-ак, Коджа Дамат Давуд-паша, переводчик и слуга нас покинули. Зато с оставшимся анатолийским бейлербеем разговор будет особенный. И я практически уверен, что привыкший предавать с юных лет охотно сделает это вновь, причём естественно этак, да ещё с немалой толикой энтузиазма. Но сперва уточняющий вопрос.