В итоге они сошлись на княжестве Салерно, этом важном порту Тирренского моря, а к нему в придачу ещё и городе Бишелье с окрестными землями. Далеко не бедные территории, к тому же важные и удачно расположенные. Особенно Салерно, что не слишком далеко от самого Неаполя. Родриго Борджиа заключил действительно выгодную сделку.
А вот Бьянке этот торг… сильно не нравился. Понимаю, но тут уж ничего не поделаешь.
— Это называется государственные интересы, — прошептал я ей на ухо. — Понятие крайне неприятное, порой откровенно гнильцой пованивающее, но неизбежное, увы и ах.
— Понимаю, но твой брат ещё совсем мал, ему только двенадцать полных лет.
— Больше некого. Хуан — кусок свиного навоза и возвращать его сюда… — Бьянку аж передёрнуло от отвращения. — Во-от, ты и сама понимаешь. Я сам покамест кардинал в нынешнем значении этого слова. А Лукреция… с ней сложнее. Я обещал по возможности избавить её от неприятностей, и я это сделаю.
— То есть брак со Сфорца отменяется?
— Он уже трещит по швам. Скоро окончательно разлетится в клочья. Так что… Неаполь нам нужен, это игра с большим выигрышем и совсем не та, о которой думают его нынешние хозяева. Но об этом потом.
Бьянка кивнула, соглашаясь и заметно успокаиваясь. Хорошо. Вот уж кого иного огорчать можно, но не её и нескольких других, из числа тех, кому действительно можно доверять.
Разговоры о подготовке к свадьбе, пусть и не в самое ближайшее время. Нюансы союзного договора, прочие не слишком то и первостепенные, но таки да требующие обсуждения нюансы. Ску-учно. Поэтому я большей частью разговаривал с Бьянкой о делах военных, но исключительно тех, которые можно было затрагивать в присутствии посторонних. Пусть Альфонсо сколь угодно усердно пытается греть уши — ничего нового и важного он из нашего разговора не почерпнёт.
Наконец то, закончилось! Пусть не полностью довольный, но вместе с тем не разочарованный, Альфонсо Трастамара покинул наше общество, тем самым дав возможность почувствовать себя свободным. Слишком уж этот человек напрягал одним своим присутствием. Неприятная в общении личность, чего тут скрывать, несмотря на необходимость его в наших сложных раскладах.
— Теперь говори, Чезаре!
Стоило закрыться двери за гостем, как Родриго Борджиа тут же вернулся к тому, что его интересовало и чего он пока не знал. Неудивительно, ведь люди типа него умеют держать в голове многое и уж точно не забывают ничего важного.
— Очередное покушение, отец. Дурное, глупое и, само собой разумеется, неудачное.
— Кто? Где?
— Прямо на улицах Рима, полтора десятка глупцов с кинжалами, от которых ненавистью несло на всю округу. Фанатики, скорее всего из числа сторонников Савонаролы.
— Но возможно их направил кто-то иной, лишь использующий их фанатизм, — поспешила добавить Бьянка. — Трое захвачены живыми, из них вытянут жилы и душу, но узнают всё известное им. Только простым «инструментам» мало что говорят.
— Разорву… — вздохнул Родриго Борджиа. — Каждого, четвёркой лошадей на площади. И Савонаролу тоже, его даже сжигать — слишком большая честь. Никто не смеет трогать мою семью!
Испанец. Более того, каталонец. Сейчас он явно готов был отбросить в сторону всю многослойную броню, скрывающую его истинную натуру. Она, броня эта, и так несколько спала, ведь теперь ему не нужно было притворяться перед вышестоящими в иерархии, но теперь я чуть ли не слышал, как опадают новые и новые слои, открывая не кардинала Борджиа, не Папу Александра VI, а Родриго де Борха, испанского родовитейшего аристо со всеми свойственными этой нации особенностями. Среди них мстительность и упорство далеко не в числе последних.
— Слишком рано, отец, — возразил я. — Зачем рвать именно по этому поводу тех, кто и так от этого не убежит. Лучше использовать неудачное покушение для того, чтобы заставить всерьёз обеспокоиться других наших врагов, их и помимо Савонаролы с его сворой предостаточно.
— Поясни, — выдохнул с усилием берущий себя в руки Александр VI. — Если ты хочешь обвинить кого-то намеренно, то нужно позаботиться о доказательствах. Полученного под пытками признания мало, всем известна его невеликая цена.
— А мы возьмём и не будем обвинять. Распустим по Риму слухи, что уже нашли стоящих за покушением и теперь готовимся, чтобы прихлопнуть их так, чтоб и мокрого места не осталось. Вот только окончательно разберёмся с оставшейся у делла Ровере Сенигаллией.
— Намекнуть Орсини, что под подозрением Колонна. Колонна наоборот. Или лучше последним предложить как виновников покушения Сфорца? — призадумалсяпонтифик. — При удаче это немало даст нам. К сожалению, из могущественных семей Романии нас поддерживают немногие. Пикколомини, Чибо, Фарнезе. Благожелательны Каэтани, которые ненавидят Колонна и хотят опереться на нас в этой вражде. Бонкомпаньи… нейтральны, они стоят в стороне и смотрят.
— Враждебны же Орсини, Колонна, делла Ровере. Это из главных. Есть ивторостепенные, вроде Маттеи. Только вот и наши сторонники… второстепенные по влиянию. Про Сфорца могу сказать лишь то, что если удастся расколоть этот род из-за смерти Джан Галеаццо и странной возни в Милане — это будет просто замечательно.
Вздох. Родриго Борджиа понимал, почему я с завидным упорством копал и буду копать под Сфорца. И ведь ничего не поделать, Лодовико Моро Сфорца и ему внушал минимум доверия и раньше, не говоря про теперь.
— Ты сумел добиться своего, Чезаре! Мне недавно, пока ты был в Остии, донесли, что Лодовико слишком много общается с французами. Он, что ни говори, узурпатор, нуждается в поддержке. Но вот ко мне не обратился. Это неспроста. Если не Рим, то остаётся лишь поддержка с севера, от Франции. Против Неаполя.
— И Рима, — вклинилась Бьянка. — Он не может не понимать, что вы ни за что не позволите такой мощной армии как французская прочти через земли папской области.
— Не позволю. Это мои земли, кто бы что не считал, — процедил понтифик. — Посему свадьбы Лукреции и Джованни Борджиа не будет, будет другая, моего сына Джоффре и Санчи, принцессы Неаполя, которая через несколько дней станет законной и равноправной с другими детьми Альфонсо.
— Возраст, отец. И я не про Санчу, а про своего брата. Как воспримут женитьбу двенадцатилетнего юнца?
— А мы заключим помолвку и оставим Санчу в Риме. Как только Джоффре исполнится тринадцать — сразу свадьба. Большая, торжественная, показывающая наш не просто союз с Неаполем, но и нечто большее для понимающих людей. И так не нравящийся тебе брак Лукреции исчезает, освобождая её. Но не навсегда, ей нельзя оставаться невестой слишком долго.
Улыбаемся, соглашаемся, а в душе малость злорадно подхихикиваем. Если всё пойдёт как и задумано, то через пару-тройку лет положение рода Борджиа кардинально поменяется и Лукреция станет не просто завидной невестой, а той, за руку которой будут грызться самые видные и значимые женихи Европы. И тут уж пусть она сама выбирает из довольно обширного списка. Кто-нибудь да понравится! Уж как минимум не любовь, но дружеские отношения с будущим супругом при таком раскладе выстроить точно получится.