Последний из доступных «боксёрских груш», сильно побледнев, тянулся в клинку, но позволять ему его обнажать никто не собирался. Я даже устраивать бой на холодном оружии не хотел. Рефлекс, он работает быстрее, а мне привычнее огнестрел. Оба пистолета всегда при мне, даже тут, в замке Святого Ангела. Взвод курка, приводящий механизм в готовность к выстрелу. И выстрел прямо от бедра. Хорошо ещё, что в последний момент разум послал телу сигнал, что труп нежелателен. Вот вылетевшая из ствола пуля и прошила не голову и не торс, а всего лишь ногу. Грохот выстрела, уже второй крик, несколько в иной тональности. Прямо концерт для двух голосов без оркестра намечается со скорым присоединением третьего исполнителя.
– Громко, - усмехнулся Мигель. – Сейчас охрана прибежит. Уже бежит.
– Это замок моего отца. На меня напали, предварительно оскорбив. И вообще, бегут парни из кондотты Раталли, - узнав бегущего впереди прочих Нино, большого мастера орудовать короткой пикой, я помахал ему рукой и крикнул. – Нино, рад видеть, что ты и быстр, и с пикой наперевес. Представляешь, тут меня два недоноска пытались обидеть. Сначала словом. Потом делом…
Вот бег и закончился. Меня узнали, а потому наёмникам было глубоко плевать, кого там вразумлял их непосредственный наниматель. Разве что обычное лёгкое любопытство присутствовало. И деловые качества.
– Паоло, пост слева. Гвидо – ты справа, - заорал Нино, используя своё положение… назовём это словом десятник. – Останавливайте беспокоящихся, говорите, что это синьор Чезаре стрелял. И что все охраняемые в порядке.
– Пока в порядке,- внёс толику иронии Мигель, дождавшись, пока двое наёмников на высокой скорости унесутся в указанных направлениях. – Слушайте!
И точно. За дверью раздался тоскливый, полный боли вой очень знакомой тональности. Именно так воют, когда не просто бьют по яйцам, а ме-едленно так сжимают их в кулаке. Бьянка отжигает не по детски, за что честь ей и хвала. Вот только опасаюсь, что её инкогнито может оказаться раскрыто. Надеюсь, что нет, но надежды – это такое особое понятие… Мда, не стоит об этом.
– Как думаешь, Мигель, мой отец сильно расстроится, если у него будет сын-кастрат?
– Мигель лишь скалился во все зубы. Мнение же остальных косвенным образом выразил Нино, до которого наконец, дошло. Возле чьей двери мы стоим.
– Там же Моранца… Помилуй Господь безумца, который туда влез. Бьяджио не помилует.
Я же тем временем пнул по разику обоих пострадавших, чтобы прекратить столь раздражающие звуки. Поскольку пинки были по голове, то их вполне хватило. Заодно стало гораздо лучше слышно происходящее за закрытой дверью. Ругань Бьянки, постепенно смещающаяся ближе к нам, да и меняющие тональность стоны Хуана. Похоже, она его за собой тащила, периодически взбадривая душевными пинками. Мда, значит полностью выздоровела, сомнений не осталось. Болящие, такими сложными загибами не выражаются.
Звук отодвигаемого засова, открывающаяся дверь…
– Рад, что с тобой всё в порядке, - бросив пристальный взгляд на девушку, констатирую я. – Этот урод не успел напакостить?
– Получил сначала ногой в живот, затем по зубам рукоятью кинжала, - фыркнула девушка, выглядящая вполне бодро и вдобавок не показывающая своей половой принадлежности. Хм, если Хуан ничего не разглядел, это хорошо. – А потом, когда яйца медленно сжимают, трепыхаться сложно.
– Ах ты грязная, дешёвая…
Х-хак. Удар кулаком в солнечник, которым я наградил позор семьи Борджиа, выбил из того дух и заставил подавиться словами. Печально, он всё же успел понять, что к чему, по заметно погрустневшему лицу Бьянки видно. Ничего, сейчас я ему буду показательную порку устраивать.
Взять за грудки и отшвырнуть скрючившуюся тварь к стене, да так, чтобы всеми рёбрами жесткость камня прочувствовал. Затем придержать, дабы не свалился, и начать ритмичную обработку кулаками его гнилых потрохов, да так, чтобы до душонки достучаться.
– Мелкое, позорящее род ничтожество, - по ребрам тварь. – Разве тебе мама с папой не говорили, что нельзя оскорблять членов семьи? – теперь по печёночке, но не фатально, а то дохлый ещё больше хлопот доставит, нежели живой. – За такие оскорбления, которые я от тебя и двух твоих прихлебателей услышал… Назвать содомитом… меня, - по зубам, два раза, чтобы число оных поубавилось. – Тебе надо было отрезать как язык, так и мужское хозяйство, – опять в «солнышко». – И уж тем более низко и подло врываться в комнаты моего больного друга.
Ногой по яйцам в качестве завершающего аккорда, после чего с совсем уж жалобным мычанием герцог Гандийский падает на пол. Хм, не только падает, но, стоя на четвереньках в позе «страдающего шакала», начинает заблёвывать пол. Ф-фу, хорошо хоть отскочить успел, а то переодеваться бы пришлось. Если сапоги в крови, их реально отмыть. А отмывать от блевотины… как-то даже западло.
– Он не забудет, - цедит Мигель, глядя на блюющего Хуана.
– Вот и правильно, - сплёвываю в сторону братца, показывая ещё раз своё отношение к этому подобию человека.- А забудет, я снова напомню. Таким же образом и снова при свидетелях из числа тех людей, которые стоят гораздо выше него. Ведь даже родившийся в чести и роскоши может по собственной воле упасть в грязь. Но и порождённый в низах способен высоко подняться, если поймёт, что такое честь, гордость и разовьёт в себе силу духа, свойственную знати. Мне куда ближе вторые.
И взгляд на Моранцу, Нино, прочих наёмников. Прозрачнейший намёк. И мои действия под стать. Я на все сто процентов уверен, что уже через пару дней по всем поступившим на службу роду Борджиа кондоттам разнесётся описание случившегося сегодня. Оно окончательно уничтожит репутацию этого… человекоподобного. После подобной экзекуции на глазах у «личной гвардии» дома Борджиа Хуану никогда и думать не придётся о каких-либо значимых военных постах в Папской области. Звездой накрылись его мечтания на сию тему. В этой ветви развития мира шиш ему, а не пост гонфалоньера.
О, никак проблевался и уже не на четвереньках, а на коленях стоит. Утёрся рукавом рубашки, смотрит на меня с дичайшей, безграничной ненавистью и цедит сквозь зубы, но так, чтобы всем слышно было.
– Сегодня же расскажу отцу! Убить меня не осмелишься… А он узнает про этого твоего… друга! Чем ты там занимаешься с этой… шлюхой, которая в мужское вырядилась.
– Болван!
Шаг вперёд, и моя нога взрезается… не в голову, а в задницу братца, повергая того в прежнее горизонтальное положение.
– Катись отсюда, жалкое подобие человека. Убивать тебя… клинок пачкать. У тебя в жилах не кровь, а жидкое дерьмо, позор рода Борджиа. Пшёл вон!
Никто не собирался помогать… этому. Сам встал и, держась за стенку, поковылял куда-то. Наверняка к отцу жаловаться, как и обещал. Плевать! После того как Родриго Борджиа узнает, что именно учудил его проблемный отпрыск… Меня если и заденет, то исключительно рикошетом. Сейчас важнее бледная, как мел Бьянка, прячущая глаза и едва удерживающаяся от того, чтобы скрыться в своих комнатах. Всем понятно, что последние слова Хуана были правдой. Мда, не умеет девушка делать лицо кирпичом, чтобы большая часть обвинений соскальзывала, словно вода от рук, смазанных вазелином.