Оправдываться за что-либо Александр VI даже не думал. Не по положению было бы. Пьеро де Медичи это хорошо понимал, потому как вырос в семье правителя, я тоже, но по несколько иной причине. Ну а кондотьеры и их приближённые бойцы, те просто были довольны, что возмутитель спокойствия и источник нелестных о них слов был быстро и сурово изгнан из помещения. И им это весьма понравилось! Ведь это действие ещё нагляднее показало, что их тут готовы ценить и уважать, если они будут верно служить… семейству Борджиа. Не Святому Престолу, не Риму, а именно Борджиа, тут наёмники со стажем хорошо чувствовали разницу.
Я думал, что на сём этот печальный эпизод кончился, но оказалось по иному. Точнее сказать, печали и впрямь больше не было. Просто Пьеро де Медичи попросил понтифика и мою не шибко скромную персону отойти в сторону от местами довольно шумных гостей. Лишь тогда, когда мы переместились в одну из многочисленных ниш в стенах зала, он произнёс, улыбнувшись:
– Вам повезло с сыном, Ваше Святейшество
– Я знаю. Но ваши слова радуют.
– К сожалению, порадуют только эти слова, - с извиняющимся выражением лица развёл руками Медичи. - Сегодня примчался гонец из Флоренции. Сторонники изгнанного Савонаролы пытаются продолжать его проповеди. И ждут, что их духовный наставник вновь будет призван. Не мной, так кем-то ещё.
– Изгнание Савонаролы в силе, - рыкнул Родриго Борджиа. – Если он осмелится вернуться в вашу республику, можете схватить его, заковать в цепи и привести в Рим.
– Или по тихому удавить в заточении, - усмехнулся я. - Никто тут и слезинки не проронит по бесноватому монаху, желающему ввергнуть все итальянские земли в посты, аскезу и прочие «святые инквизиции».
– Чезаре…
– Что такое, отец? Здесь нет тех, кто мог бы быть возмущён чем-то подобным, разве что слуги, да и те будут молчать. Тут молчать. А улицы Рима… Плебс всегда готов плюнуть в сторону дворца или бросить туда камень. Но стоит дать им хлеба и зрелищ, как говорил великий Цезарь, как они начинают любить правителя. Таков уж наш Рим. К тому же у меня есть те, кто рассказывает о творящемся на улицах. Они не осмелятся обмануть.
Точно не осмелятся! Тот самый Альберто, дружков-грабителей которого наёмники перестреляли из арбалетов, а его самого прихватили в качестве трофея, после вдумчивой беседы согласился на любое сотрудничество. Потом ещё нескольких себе подобных к нам притащил. Страх и золото… эти две опоры начали работать на полных оборотах, а я получил неплохие источники информации.
Меж тем Родриго Борджиа кивнул, соглашаясь с моими словами, а вот Медичи явно о чём-то задумался. Ненадолго, потому как уже через несколько мгновений произнёс:
– Цезарь… Чезаре. Разные люди, но одно имя. Мне будет интересно смотреть за тем, как человек с таким же именем и схожими амбициями будет прокладывать дальнейшую дорогу. Только не говорите мне, Чезаре, что положение простого епископа вас устраивает.
– Я… промолчу. А может, что то скажу. Ведь язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли.
Неизвестная здесь фраза авторства великого дипломата по имени Талейран пришлась по душе обоим собеседникам. Но Медичи, одобрительно улыбнувшись, заговорил опять о любимой больной мозоли.
– Флорентийцы отличаются от римлян. К сожалению или к счастью – одному богу ведомо. А ещё они полюбили сравнивать меня с моими отцом и прадедом, не понимая, что мы живём в разные времена. Иногда удерживать завоёванное не менее сложно, чем завоёвывать.
– Вы так обеспокоены этими последователями Савонаролы? Разгоните их силой, это же скажет и мой сын.
– Их уже разогнали, Ваше Святейшество. И разгонят ещё столько раз, сколько потребуется. Только зерно уже брошено в землю, а я буду обрывать ростки, но оставлять корень всех бед. И при любой угрозе он станет особо опасным, пустив вверх не жалкий росток, а мощное дерево со стволом и ветвями.
Иносказательно выражается Пьеро де Медичи, а суть один бес понятна. Изгнания Савонаролы ему мало, он хочет большего. Союза между Римом и Флоренцией. Понимает ли это «отец»? Судя по лицу – да. И не собирается с ходу отвергать поступившее от дома Медичи предложение, хотя и соглашаться моментально тоже не в его правилах. Сначала станет оценивать, тут к гадалке не ходи. Но что ответит здесь и сейчас?
– Я, как Викарий Христа, никогда не оттолкну верного сына церкви, пришедшего искать помощи.
– А как Борджиа?
– Понтифик даёт вам, Пьеро де Медичи, отпущение грехов, благословение и обещание помолиться за вас, - возвёл глаза к потолку Родриго Борджиа, чем меня точно не обманул. Голос у него был… специфический. - Чезаре, верный сын… Господа нашего поможет вам, поддержав дополнительным словом и молитвой на трудном и тернистом пути.
Сказав это, Александр VI перекрестил правителя Флоренции, пробормотав краткую молитву, после чего и был таков. Вот ведь зараза, многохитрая! Сам улизнул, но оставил меня, довольно толсто намекнув Медичи, что если хочешь помощи Борджиа, то вот он, явный представитель семейства, с которым ты уже имел дело. Ясно, чётко… элегантно.
– Понтифик… умеет завершить разговор, - покачал головой Пьеро де Медичи. – Надеюсь, мы сможем его продолжить.
Не вопрос, тут скорее утверждение и продавливание желаемого. Хорошо, что в данном случае желания Медичи полностью совпадают с моими. Иначе не было бы его на этом званом вечере.
– Обязательно продолжим, - подтверждаю я. - Медичи и Борджиа есть о чём поговорить и о чём договориться. У нас ведь довольно схожее положение в нынешнее время.
– Прозвучало таинственно.
– Вовсе нет. Вы правитель Флоренции, который по сути унаследовал власть над республикой от отца, но де-факто вас могут сместить как знать, так и взбунтовавшийся плебс. И вы это хорошо понимаете, оттуда и вполне разумное беспокойство, - видя отсвет гнева на лице Медичи, вскидываю руку в успокаивающем жесте, говоря. – Ни в коем случае не сочтите это за неуважение и тем более оскорбление. Скорее уж это признание заслуг вашей семьи, которая уже не первое поколение держит власть над влиятельным государством в своих руках, не имея прочной основы как у Сфорца в Милане или Трастамара в Неаполе.
– Основы? Ах да, трон!
– Так и есть. Вы ведь даже без выборов обошлись, какие в той же Венеции постоянно проводятся, меняя одного дожа на другого, порой словно перчатки, с такой же частотой.
Гнева уже нет, есть лишь насмешливо-пренебрежительная гримаса, явно адресованная в адрес венецианцев. Понимаю, но… этот конкретный Медичи всё же слишком высокого мнения о себе. Он хоть и неглуп, но не ровня своему прадеду Козимо и тем паче отцу, Лоренцо Великолепному. Как монарх, он был бы на своём месте и мог быть более чем успешен. Но вот чтобы крепко восседать на месте правителя, взявшего власть как бы по наследству, и вместе с тем, не имея формальных прав на неё… тут надо быть помесью льва и змеи, обладая силой и ядом, умом и коварством. До такого уровня Пьеро заметно не дотягивал.