Сад зеркал - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Лазаренко, Дмитрий Самохин cтр.№ 92

Разве он был мусором человеческим, никчемным человеком, лишним альтером. Замечательный парень, по воспоминаниям близких, гениальный музыкант и композитор, он пожелал лишь дописать свою симфонию, за что и поплатился. Нет уж, господа хорошие, подбрось да выбрось, никчемных людей нет, тут каждый ценен, за каждого бороться надо. Так что мы еще повоюем.

– А все же? Как спасти народ?

– Заполнить их пустоту, отвлечь, заставить полюбить жизнь вновь.

– Кажется, у меня есть одна мысль, – сказал я Нику Красавчегу. – Должно сработать.

Он хотел было спросить, о чем я говорю, но передумал. Решил обождать.

– Скажите, а кто же такой Руфус Бродяга? Он не человек, не альтер? Кто же тогда? – спросил я у библиотекаря.

Без ответа на этот вопрос я не мог уйти.

– Одни исследователи считают, что он закон природы, воплощенный в жизнь. Ответ Вселенной на наши действия. Он имеет облик, странный, кичливый, чем-то на попугая похож, но в то же время он не имеет своего тела. Каждый раз, когда появляется, он вселяется в новое. Поэтому его нельзя поймать, арестовать, посадить под замок и допросить. Каждый раз он новый и наносит удар в непредвиденном месте.

– А откуда вы все это знаете? – спросил я, заранее зная ответ.

Цер Хаос посмотрел на меня ясными голубыми глазами, ухмыльнулся и произнес:

– В прошлое свое пришествие Руфус Бродяга гостил в моем теле.

Мы больше ни о чем не спрашивали. Спрашивать было не о чем. Холодно попрощавшись, мы ушли.

Когда мы вышли на улицу, Ник Красавчег спросил:

– Что ты придумал? Как мы спасем этих несчастных?

– Подбрось да выбрось, мы устроим грандиозный карнавал, и уж если он не способен зажечь огонь жизни в этих отчаявшихся людях, значит, их ничто не может спасти.

– Карнавал на Большом Истоке – отличная идея, – оценил Ник Красавчег.

Он щелкнул пальцами, вышибая искру, прикурил от большого пальца и довольно закашлялся дымом.

Ходили слухи, что над ранчо Брянца висит проклятие, так толково слепленное, что за десять лет эльфские чародеи не сумели от него избавиться, и такое жуткое, что в конце концов они решили вернуть ранчо наследникам.

Десять лет Койот мечтал вернуться сюда.

– Как думаешь, проклятие дружелюбно? – спросил он, издалека оглядывая свои новые владения.

Ездовой завр не ответил, потому как был тварью бессловесной и неразумной, во всяком случае, очень старательно прикидывался именно таким. Койот знал, что эта чешуйчатая нечисть поумнее некоторых людей и кентавров, не говоря уж о кобольдах и гоблинах, но делал вид, что верит в тупоголовость завра.

– Не представляю, что могло согнать эльфийских выкормышей с такой земли, – добавил Койот и сдвинул шляпу на затылок.

Он не был на ранчо десять лет, с самых похорон деда, но с тех пор здесь, кажется, ничего не изменилось: редкие хлебные и железные деревья, загоны для единорогов и само небольшое стадо да пустующие сейчас огороды подле дома, устроенного в панцире глубоководной радужной улитки. Только в воздухе веяло неуловимым холодком, словно зимние пикси мимолётно касались крылышками щёк.

Прищурившись, Койот долго вглядывался в единорогов, которых импы пасли далеко на пригорке, и с досадой понял, что редкие животные серебряной масти почти все метисировали – значит, ранчо уже не приносит такого дохода, как прежде. Но куда больше ему, отличному объездчику, было жаль не кусочков серебра, которые в период линьки выбивали из земли те единороги, а их неутомимой мощи: полдня могли они нестись по дорогам без передышки, и никакие другие породы не обладали такой выносливостью.

Десять лет Койот мечтал снова увидеть это ранчо, эти луга и этих единорогов.

Приставив руку ко лбу козырьком, чтобы защитить глаза от солнца, он продолжил придирчивый осмотр и решил:

– Луга как будто стало меньше. Или это я стал больше? А дом! Ну здравствуй, дом, совсем как прежний, даже кострище во дворе, смотрю, осталось!

В детстве дедов дом казался Койоту и его сестре Надежде отличным местом для игр в прятки, пока сестра не застряла в самом дальнем, девятом, витке, где был свален всякий годами копившийся хлам. Не послушалась деда, как все дети не слушаются старших, а ведь дед говорил, что дальше седьмого витка ходить нечего, потому как ничего там нет, помимо пыли и остатков улиточной памяти. В девятом Надежде тогда пришлось просидеть довольно долго, и она говорила, что всё время слышала шум волн и песни рыбаков, которые пришли её убить. Тот случай напугал её до ночных кошмаров, и со временем они делались только хуже, и в конце концов пришлось звать на помощь эльфскую шептуху, чтобы та вылила испуг с горячим воском. После этого Надежда перестала бояться дома, улиток и темноты, но всё равно с тех пор и она, и Койот едва ли хоть раз заходили в дом дальше пятого витка, где у деда была мастерская.

– Как думаешь, для Надежды найдется дело на ранчо? Всё ведь лучше, чем её работа на плантации летучей пыльцы, а? В последний раз, когда я её видел, она уже кашляла, не дело. Да и её мальчишкам хорошо расти на воздухе, я-то во какой замечательный вымахал!

Завр нетерпеливо клацнул зубами и потянул повод короткой передней лапой. Что за дело порядочному животному до человеческих женщин, их кашлей и детей! Пойдем уже к дому, хозяин, там вокруг такие сочные, такие упоительные заросли пырея, аж тебе и мне по пояс! Жрать хочу!

Койот понял, повел завра к дому. Он выглядел запущенным, но не брошенным, хотя импы едва ли сюда приходили, не по душе им были такие дома и вообще всё, что прежде жило, а теперь не живет: панцири улиток, деревянные навесы и такое прочее. Они даже на сено неизменно плевали, хотя без него единорогам зимой пришлось бы туго. Что ели сами импы – наверняка никто не знал. Эльфы считали, что они питаются звуками дня и пьют звездный свет. Говоря об этом, эльфы всякий раз с укором смотрели на людей, работающих на их приисках и плантациях, поскольку люди были куда как прожорливей.

У дома Койот бросил завров повод и неспешно прошел по двору, пиная заржавелые кружки, деревянные бруски и прочее барахло. Под лопатками щекотало ощущение чьего-то взгляда.

– Что же за проклятие висит над тобой, а? – спросил Койот и обернулся к двери дома.

Словно дожидаясь его вопроса, та принялась отворяться со протяжным «скри-ип», и Койот едва не отпрыгнул. Шелест пыли, синие хлопья отпадающей краски, еще более громкий «скри-ип», бросающий мурашки на кожу, медленно поднимающий голову завр поодаль, «скри-ип» и тёмный провал проёма, из которого прямо на Койота шагает…

– Мама!

* * *

– А ты надолго приехал? – спрашивала мать и, не дождавшись ответа, сама себя перебивала: – Вот мясо бери, холодное, правда, но вкусное, это папа в травках вялит, а вот каша, тоже холодная, ясное дело, а это у тебя чего? Сыр, лепешки, а это чего за юшка давленая?