– Слушайте, я не могу проверить целую неделю записей только потому, что у вас друзья пропали, – с ходу начинает он. – Подайте заявление в ваш полицейский участок. Они попросят у нас отснятый материал, и мы передадим его им. Вот как это делается.
– Наша полиция в басти отказывается нам помогать, – говорит Пари.
– Они угрожают нам бульдозерами, – говорю я.
– Правила есть правила, – говорит констебль.
– Бхайя, должно же быть что-то, что ты можешь сделать, чтобы помочь этим детям, которые приехали издалека, – говорит Гуру.
Полицейский грустно смотрит на Гуру. Затем говорит:
– Ну, правда в том, – он опускает глаза и понижает голос, – что камеры видеонаблюдения на вокзале уже месяц как не работают. Мы отправили запрос в отдел технического обслуживания, но сами знаете, как все устроено.
Я не знаю, как все устроено, но не смею просить полицейского объяснить.
– Тут ничего не поделаешь, – говорит Гуру. – Это не твоя вина.
– Это совершенно секретно, – говорит полицейский. – Если вы кому-нибудь расскажете, если люди из девятичасовых новостей прознают об этом, я потеряю работу.
– Мы не расскажем, – говорит Гуру.
– Мы тоже не расскажем, – говорит Пари.
Когда полицейский уходит, я говорю:
– Нам пора домой.
– Будьте осторожны у себя в басти, – говорит Гуру Пари. Его густые брови сходятся, а глаза мерцают серым, мерцают зеленым. – Возможно, у вас там завелся похититель. У вас есть родители, которые заботятся о вас, так что вы понятия не имеете о всех тех плохих вещах, на которые способны люди. А мы о них знаем, потому что живем на улице.
– Хаан, жить одному наверное очень тяжело, – говорит Пари. Она и в классе точно так же делает: слушает учителей, выпучив глаза, соглашается со всем, что они говорят, и отвечает на вопрос, как только они его задают, чтобы стать их любимчиком.
– Хотите знать, как мы выживаем? – спрашивает Гуру. – Это секрет, которым мы ни с кем не делимся, но мы видим, что вы – хорошие люди, которые переживают плохие времена, и хотим помочь.
– Это мама Бахадура переживает плохие времена, – говорю я. – И папа Омвира тоже. Не мы.
– Гуру рассказывает хорошие истории, – говорит Лакей № 1.
– Очень хорошие истории, – говорит Лакей № 2.
– Джай, нам не обязательно уезжать прямо сейчас, – говорит Пари. – Последний поезд идет по Фиолетовой ветке в 11:30 вечера. Сейчас только полдень. У нас много времени.
Типичная Пари – знает все, даже расписание работы метро.
– Нам нельзя возвращаться домой так поздно, – говорю я.
– Это не займет много времени, – говорит Гуру. – Да и как мы можем позволить вам уйти, не угостив вас чаем у нас дома?
– У нас нет чая, – взволнованно говорит Лакей № 1.
– Зато у нас есть печенье «Парле-Джи», – говорит Лакей № 2.
Мне кажется, что им не стоит доверять, но Пари уже идет с Гуру и рассказывает ему про Призрачный Базар, и приглашает его в гости. Он уже ее лучший друг. Лакеи Гуру засовывают большие пальцы в карманы и прыгают следом за ним, меняясь местами справа налево и слева направо, как кенгуру, которых я однажды видел по телевизору. Я должен радоваться, что вижу новые места, но что-то сжимает мне грудь, внутри словно ползает какой-то червяк. Может быть, я беспокоюсь о том, что потратил деньги Ма. Может быть, я боюсь, что женщина с апельсиновыми конфетами все еще следит за мной. Я оборачиваюсь и убеждаюсь, что не следит.
Мы поднимаем руки, когда переходим дорогу, чтобы машины нас не переехали. Злые гудки бьют по ушам. Авторикши притормаживают около белых людей в сетчатых масках и с рюкзаками размером с них самих, нависающими над плечами. Водители кричат на туристов: «Ты едешь куда? Я повезу тебя. Я, я». Некоторые люди бегут следом за иностранцами и кричат: «Тадж, мадам? У нас будет хорошая цена для вас. Очень хорошая цена».
Другая сторона дороги полна отелей с мигающими в смоге неоновыми вывесками «ОТЕЛЬ РОЯЛ ПИНК» и «НЕВЕРОЯТНАЯ ИНДИЯ». Гуру и его лакеи-чхелы несутся по петляющему переулку, темному, как ночь. Магазины выставляют свои товары у нас на пути: ленты упаковок с пааном и картофельными чипсами, печенья нанхатаи, кебабы и розовые мишки с надписями «I love you» и «Just for you», вышитыми на груди.
Гуру мчится по узкому переулку между двумя многоэтажными зданиями, на которые кто-то поместил плитки с изображениями богов, чтобы люди не писали на стены. Тут есть коричневый Иисус, сикхский гуру, мусульманский пир
[32], Богиня Дурга-Мата, сидящая на тигре, и Господь Шива. В конце переулка просвет.
– Вот тут мы и живем, – говорит Гуру. – Наш дом. Добро пожаловать.
Я осматриваюсь. Не вижу ни дома, ни крыши, ни кирпичных стен – только сплющенные картонные коробки, наваленные рядом с проколотыми автомобильными шинами под баньяном с растущими вверх корнями. Между двумя корнями натянута веревка с одеждой, на ней висят пять кремовых рубашек, воротники у них ржавого цвета из-за пятен. Листья баньяна дрожат в смоге. Лакеи Гуру раскладывают на земле картонки и приглашают нас присесть. Лакей № 1 взбирается на дерево, достает из дупла мешок и спускает его вниз.
Пари указывает на цирюльника, стоящего под раскидистым баньяном и бреющего намыленный подбородок клиента. За его спиной – высокий столик, на котором разложены зеркало, тюбики, бутылочки, щетки и расчески. Клиент крепко держится за подлокотники кресла, словно боится, что цирюльник перережет ему горло.
Лакей № 2 достает открытую пачку печенья «Парле-Джи» из мешка, который держит Лакей № 1.
– Возьмите печенье, – говорит он так, словно это вызов.
– Я не голодна, – отвечает Пари, и это, должно быть, самая большая ложь, что она когда-либо говорила. Я тоже отказываюсь, но не потому что думаю, что в печенье снотворное. Просто оно все в черных крапинках от плесени.
– По ночам мы рассказываем здесь истории, – говорит Гуру. – Дети приходят отовсюду, чтобы послушать нас.
– А что, у них нет места, где можно посмотреть телевизор? – спрашиваю я.
Пари бьет меня локтем по ребрам.
– Гуру любит рассказывать истории, – говорит Лакей № 1. – Он иногда разговаривает сам с собой или с воронами, кошками и деревьями, если рядом нет никого, кто бы его послушал. И дети всегда дают ему что-нибудь, когда он заканчивает рассказ.
Лакей № 2 косится на нас, словно чтобы проверить, что мы поняли, к чему он клонит. Затем он проводит большим пальцем по указательному, чтобы избавить нас от любых сомнений, которые могут возникнуть. Не могу в это поверить. Он хочет, чтобы мы заплатили за историю, которую даже не хотим слушать. Он хуже, чем тот продажный старший констебль, который приходил к нам в басти. Все сходят с ума из-за денег.