Ему стало нехорошо, спина покрылась липким потом, во рту пересохло. Происходило нечто такое, чего он не понимал. Не мог этим руководить. Не мог это контролировать.
А ведь начиналось все так спокойно, так благостно. Вадим немножко позлился на то, что суку Каменскую так быстро и легко отпустили, но вскоре утешился. В конце концов, именно в этом и состояло срочное задание: сделать так, чтобы ее задержали, доставили к следователю и помордовали как следует. Результат налицо, Вадим в очередной раз доказал свою эффективность, получил устную благодарность от шефа и толстый конверт с наличными. А то, о чем он мечтал втайне, в глубине души, это так, приятный бонус, которым можно было бы насладиться, если бы допрос у следователя закончился, например, задержанием и помещением Каменской в камеру, а еще лучше – последующим переводом в следственный изолятор, пусть и ненадолго, хотя бы на пару дней.
Бонуса не получилось. Но и без него все прошло просто отлично! Вадим много раз мысленно пересматривал придуманную схему и ловил себя на том, что особенно греет его душу один момент. Каменскую будут обвинять в сексуальных домогательствах по отношению к мужчине, по возрасту годящемуся ей в сыновья. Вот в чем главный цимес! Да, это не обвинение в преступлении, а всего лишь доказательство мотива для убийства, но ведь красота же! Все эти тетки, эти отвратительные бабы – ровесницы его матери и матерей его одноклассников, о господи, как же он их ненавидел! Он готов был уничтожить их всех скопом или каждую по отдельности. Их, которые сочувственно и снисходительно смотрели на него. Их, называвших его «жалким». Их, когда-то отрицавших его ценность как личности. И теперь, став взрослым, он будет унижать и терзать женщин того поколения при любой возможности.
Однако собственная идея, на которой построена вся схема с Каменской, выглядела в глазах Вадима все более и более симпатичной. А что, если и в самом деле…
Вообще-то он всегда предпочитал девушек младше себя. Дело не в свежести и упругой коже, дело в уме и жизненном опыте. Вадим признавал для себя только позицию «старшего», руководящего и контролирующего. Если и выбирать женщину постарше, то только такую, которой он сможет управлять.
Но с этими, которые из «поколения матерей», он сможет справиться без труда. Уж какие бы они ни были разумные и успешные, а против любовника на тридцать лет моложе у них оружия нет. Ибо инстинкт. Желание быть и в собственных глазах, и в глазах окружающих моложе, чем на самом деле. Быть привлекательной и желанной. Победившей возраст и перспективы старения.
Вадим был абсолютно убежден, что выведенная им формула работает безотказно и распространяется на всех женщин без исключения. Ни одна не устоит перед соблазном. И ни деньги, ни успешность, ни внешность влюбленного «сыночка» никакого значения иметь не будут. Важно одно: он на тридцать лет моложе. Он влюблен, а она молода и по-прежнему желанна. И точка.
Так почему бы не начать с этой сучки Каменской? Потешить себя, насладиться ее беспомощностью и последующим унижением, втоптать в грязь. Хорошо может получиться!
А кстати, где она сейчас? Что поделывает? Надо поближе познакомиться с ее обычными маршрутами, чтобы красиво спланировать «случайную встречу». Одиннадцатый час, он в отделе один – дежурит, делать все равно нечего. Включил определение геопозиции по мобильному телефону и к своему изумлению обнаружил Каменскую, вернее, ее телефон в том районе, где проживал покойный Кислов. Уточнил данные – получилось то самое кафе.
В общем-то ничего особенного. Вадим плохого не заподозрил – слишком уж всегда был уверен в своих силах – и связался с шефом. Просто доложил. Даже не доложил, а поделился изумлением, дескать, какие же бабы дуры, Каменская во время допроса столько унижений натерпелась из-за этого кафе, столько оскорблений выслушала, что будь она нормальным человеком – обходила бы его за три версты, а она, гляди-ка, притащилась на ночь глядя. Мазохистка, что ли? Или сентиментально предается воспоминаниям о безвременно усопшем?
Вадим в этот момент сам себе казался чрезвычайно остроумным и рассчитывал, что шеф отреагирует хотя бы коротким одобрительным смешком. Однако, все вышло не так. Шеф отчитал его, как мальчишку.
– Почему она там оказалась? Ты где-то допустил прокол, ты чего-то не учел в своей схеме, и она ухватилась за кончик, который ты не потрудился спрятать.
– Но Алена Валерьевна…
– Алена этот план не проверяла, у нас не было времени! Я же ясно говорил: задание очень срочное. И ты должен был понимать, что за тобой проверять в этот раз некому, поэтому сработать нужно не «как-нибудь примерно», потому что умная Алена все увидит и все поправит, а как следует. По-взрослому, а не так, как ты привык, недоумок. Ты что же, рассчитываешь, что Алена до самой твоей пенсии будет тебе задницу подтирать? Из детских штанишек никак не вырастешь? Имей в виду: если что не так – отвечать будешь сам, и никакая Алена тебя в этом случае не прикроет, не надейся.
– Я понял, – ответил Вадим, из последних сил сдерживаясь, чтобы не разбить немедленно все, что подвернется под руку. Окно, мониторы – что угодно. Только бы разрушить, уничтожить. Почувствовать себя более сильным. Услышать треск или звон, увидеть обломки или осколки – видимые и осязаемые результаты разрушения.
Он оставил какую-то дырочку в схеме, куда немедленно влезла эта сучка Каменская…
Его схемы срабатывают только потому, что их перепроверяет и корректирует эта сутулая бессмысленная вошь Алена. Никому не нужная трусливая и неуверенная в себе Горбызла.
Он не задумывался, что же именно привело его в такую ярость: тот факт, что он чего-то не предусмотрел, где-то ошибся, то обстоятельство, что Каменская оказалась умнее, чем он рассчитывал, или мнение шефа о том, что без Горбызлы он – ничто.
Вадим просто был в ней, в этой ярости, находился в самом центре пылающего костра и не чувствовал, как в нем горят и расплавляются остатки того, что в деловом и политическом мире принято называть лояльностью.
Светлана Гнездилова
Когда при очередном включении компьютера она увидела баннер, сообщавший, что на электронную почту покойного мужа пришло новое письмо, Светлана Дмитриевна несказанно удивилась. Да, в первое время после смерти Виктора Семеновича еще приходили какие-то рассылки с новыми нормативными актами и прочей юридической ерундой, пока информация о «выбытии» адресата не была учтена администрацией соответствующих сайтов. Но все это прекратилось уже довольно давно. Светлане Дмитриевне даже в голову не приходило раз и навсегда закрыть окно на домашней странице. Пусть висит, кому оно мешает?
Письмо было, разумеется, немедленно прочитано и ввергло Светлану Дмитриевну в шок. У Виктора Семеновича была любовница! И эта связь не просто какая-то случайная и мимолетная, а серьезная, с очевидными последствиями в виде ребенка. Ребенка, о котором он знал и которому помогал.
«…ты перестал высылать деньги, ты не звонил и не писал, и я поняла, что ты решил прекратить все это. Что ж, дело твое, я не в претензии, у тебя семья и положение, и ты ими дорожишь. Я всего лишь твоя любовница и не имею права ничего ожидать. Но при этом я еще и мать твоего ребенка, на минуточку. Ты можешь забыть обо мне, твое право, но как ты можешь забыть о том, что у тебя растет дочь, которую нужно поддерживать? За полтора года – ни одного звонка, ни одного письма, ни одной копейки! Ни одного вопроса о том, как она, здорова ли. Тебе не стыдно, Витя? У меня хватило гордости и самолюбия не тревожить тебя письмами и звонками, просьбами о помощи и всем прочим. Бросил – значит бросил. И мне по-прежнему ничего не нужно от тебя.