— Обязательно последую твоему совету.
Когда они вышли из беседки, Корделия остановилась, и в лунном свете на ее белокурых волосах появился серебристый отсвет, придавая девушке какой-то неземной облик.
— Спасибо тебе, — сказала она тихо. — Извини, что утром я была с тобой груба, но ты напугал меня.
— А теперь? — поинтересовался Марк.
— Ничуть не боюсь и… доверяю тебе.
Корделия подняла на него глаза.
Марк был высокий, стройный, сильный, и ее охватила радость при мысли, что он ее друг и защитник и что все ее страхи остались позади.
В белом бальном платье на фоне звездной южной ночи она показалась Марку Стэнтону воздушным созданием, сливавшимся с окружавшими ее цветами, со звездами, мерцавшими высоко в небесах, с бескрайним морем, блестевшим под обрывом.
Корделия была частью этой дивной природы и в то же время особенным, удивительным существом.
«Она похожа на первый подснежник», — неожиданно подумал он.
На мгновение пропитанная пряным запахом цветов, пьянящая итальянская ночь исчезла, и перед его глазами возник образ парка в Стэнтоне, где белели подснежники, нежные и хрупкие, едва пробившиеся из-под снега, лежавшего вокруг высоких дубов.
«Подснежник!»— мысленно повторял Марк, пока они шли по аллее к палаццо Гамильтонов.
Теперь он знал, что Корделия — хрупкая, утонченная и нежная, как первый цветок английской весны.
Корделия проснулась в своей спальне в палаццо Сесса, когда солнце стояло уже высоко, и ее охватила давно не испытываемая радость.
Чувства спокойствия и защищенности, утраченные после смерти родителей, вновь вернулись к ней с помощью Марка Стэнтона, и теперь неуверенность и страх ей больше не грозили.
«Он такой добрый и великодушный, — подумала она, — да и относится ко мне лучше, чем я могла себе представить».
Но затем ее начали одолевать сомнения. Не было ли ему скучно так долго беседовать с ней и не показалась ли она ему наивной и неинтересной на фоне веселых, блестящих дам, окружавших его весь вчерашний вечер?
Среди них особенно выделялась одна дама, показавшаяся Корделии самой привлекательной из всех когда-либо встречавшихся ей женщин.
Она встречала ее и до приезда Марка и знала, что эту красавицу зовут Джианеттой ди Сапуано.
Княгиня была частой гостьей в доме британского посла, а на приемах, где случалось присутствовать и Корделии, она неизменно выделялась среди других женщин и привлекала внимание гостей, которые кружили вокруг нее, как мошки у горящей в ночном мраке лампы.
«Какая она красивая», — подумала Корделия и представила, какой бесцветной и невыразительной она выглядела со своими белокурыми волосами и светлой кожей на фоне яркой красоты княгини.
Она вспомнила, что, вернувшись из сада, они с Марком еще не успели переступить порог салона, где оркестр играл нежную романтическую мелодию, как княгиня сразу подошла к нему.
— Я было испугалась, что вы покинули бал, — сказала она, обращаясь к Стэнтону как к давнишнему знакомому, и в голосе ее явно прозвучала нотка страсти.
На спутницу Марка княгиня не обратила внимания, полностью проигнорировав ее.
Корделия не могла не заметить вызывающий взгляд, который Джианетта ди Сапуано обратила на Марка, и соблазнительно приоткрытые яркие губы.
Девушка вообразить себе не могла, что женщина могла выглядеть одновременно утонченно красивой и сладострастной.
Она невольно подумала о Сиренах, певших песни Улиссу, который, спасаясь от их губительных чар, залепил уши своих матросов воском, а себя привязал к мачте, чтобы не броситься в их объятия.
Ей тогда показалось, что голос княгини звучал так же соблазнительно и не поддаться его чарам было невозможно.
Вероятно, мягкий выговор и легкий акцент, с которыми она произносила английские слова, делали их звучание более ярким и привлекательным, чем в устах англичанки.
Чувствовалось, что и ее манера говорить со Стэнтоном отличалась от той, с которой она говорила с другими.
Пока они стояли втроем, один из гостей, которому Корделия обещала вальс и забыла об этом, подошел к ней и, укорив за забывчивость, увел ее в круг танцующих.
Окончив танец, Корделия обнаружила, что Марка нигде не видно в салоне, исчезла и княгиня.
Одевшись, Корделия спустилась вниз и увидела Дэвида, входившего с улицы.
— Как рано ты встал, дорогой! — обратилась она к брату. — Где ты был?
— На верфи. Вчера Марк разрешил мне попытаться повлиять на ленивых рабочих и поторопить их с ремонтом корабля. Вот этим-то я все утро и занимался.
— Как ты думаешь, когда корабль будет готов к отплытию?
Дэвид сделал выразительный жест рукой, который он перенял у неаполитанцев.
— Одному богу известно! — ответил он. — Рабочие не торопятся и всегда находят оправдание своей нерадивости. Невозможный народ!
— Наберись терпения, — засмеялась Корделия. — В конце концов, Дэвид, не так уж плохо, что ремонт затягивается. У Марка и владельца корабля есть время немного отдохнуть после долгого плавания.
Брат немного оживился.
— Сегодня мы наконец познакомимся с бароном фон Вютенштайном, — сказал Дэвид. — Он остановился у друзей, что живут неподалеку от Неаполя, но мне известно, что сэр Уильям пригласил его сегодня на обед.
— Сэр Уильям так добр к нам, — сказала Корделия. — Прошу тебя, в его присутствии не выражай открыто свое нетерпение поскорее покинуть Неаполь. Думаю, это может показаться неблагодарностью с твоей стороны.
— Но я действительно жду не дождусь этого момента. Невыносимо сидеть здесь без дела, когда я мог бы давно уже быть на Мальте и служить Ордену наравне с другими рыцарями.
— Ждать осталось недолго, — успокаивающе сказала Корделия, боясь, что брат снова начнет нервничать по поводу задержки в порту.
Они прошли на террасу, и после прохлады и полумрака салона яркий свет солнца слепил глаза и обжигал кожу.
— Каждый день будет казаться мне вечностью, пока я не окажусь на Мальте, — сказал Дэвид. — Кроме того, я опасаюсь, что некоторые чрезвычайные обстоятельства могут задержать нас в Неаполе.
— Что ты имеешь в виду?
Дэвид оглянулся через плечо, словно опасаясь, что кто-то мог их подслушать.
— Вчера все говорили об огромном флоте, который Бонапарт готовит в Тулоне. Кое-кто думает, что у него есть секретный план.
— Вполне очевидно, — ответила Корделия, — что, имея преимущество в количестве кораблей, Бонапарт надеется прорвать блокаду англичан. Возможно, он планирует новую кампанию на море.
— Зачем ему это — вот в чем вопрос, — сказал Дэвид. — Ему есть что еще завоевывать, не покидая суши.