Русская культура заговора - читать онлайн книгу. Автор: Илья Яблоков cтр.№ 57

Несмотря на относительную слабость гражданского общества, российские НКО играли важную роль в реализации различных негосударственных программ – от образовательных до медицинских ^[597]. В условиях растущей неуверенности российской власти в будущем НКО оказались номером один в списке оппонентов, а их репутация стала жертвой ширящейся провластной кампании. Именно теории заговора и порожденное многочисленными заявлениями политиков недоверие к деятельности зарубежных НКО сделали возможной демонизацию потенциальных оппонентов Кремля. ЮКОС и связанная с ним «Открытая Россия» стали первыми жертвами ужесточающейся политики властей. Позднее СМИ, лояльные Кремлю политологи, политики, а также работники спецслужб эффективно представили НКО с зарубежным финансированием «рукой вашингтонского обкома» и тем самым помогли легитимировать нововведения в законодательство. Таким образом, все произошедшее с некоммерческими организациями служит ярким примером того, как антизападные теории заговора выступают ни много ни мало политическим инструментом государства. Однако наиболее ярко и агрессивно теории заговора стали использоваться во время предвыборных кампаний.

Чиновники в Кремле не любят думать о революции – ни в настоящем времени, ни в прошедшем. Удивительное пренебрежение столетним юбилеем Октябрьской революции может объясняться в частности и тем, что любые возможные параллели между николаевской и путинской Россией серьезно расстраивают так называемых патриотов-государственников. Ведь в 1917 г. военные противники Российской империи сумели реализовать план внедрения иностранных агентов, которые сыграли важную роль в разложении политической системы государства. Успех большевиков в октябре 1917 г. заставляет страшиться современных политиков: им видятся тени неслучившихся революций, якобы нависшие над путинской Россией. Поэтому в 2017 г. о революции вспоминали в основном в конспирологическом разрезе: Россия пала жертвой мирового заговора, движущим фактором которого внутри страны была политическая элита, настроенная по отношению к престолу критически ^[598]. «Мы видим постепенное оформление того, что политологи и историки называют контрэлитой. Ее составила русская интеллигенция, особенно ее политизированная часть. Отзываться позитивно о власти в ее кругах считалось неприличным, критика власти считалась признаком мыслящего человека», – говорит историк из МГУ Федор Гайда о событиях в предреволюционной России, но между строк читается, что эти слова в равной мере относятся и к современной России ^[599]. Для лояльных власти российских медиа события столетней давности также представляют интерес скорее с точки зрения понимания современных международных отношений, а не того, что же в действительности произошло со страной.

Страх памяти о революции 1917 г. имеет прямое отношение к событиям, происходившим в странах бывшего СССР в середине 2000-х гг. «Цветные» революции, прокатившиеся по Украине, Грузии, Киргизии, Молдове, породили у хозяев Кремля неуверенность в завтрашнем дне и заставили всерьез задуматься над тем, как изолировать страну от тлетворного влияния революционных технологий Джина Шарпа ^[600]. Поскольку демонстративное нарушение российской Конституции не входило в планы политической элиты, проведение выборов без политических скандалов было единственным способом сохранить легитимность Путина как лидера государства и важнейшего элемента авторитарной политической системы.

В целом свободные и прозрачные выборы являются ключом к политической стабильности в государстве: они гарантируют мирную смену элит и позволяют различным сообществам выражать свое мнение через установившиеся институты и таким образом избегать политического кризиса. Как писал политолог Адам Пшеворски, демократия – это когда партии проигрывают выборы, однако демократические принципы и верховенство права поддерживаются, поскольку соперники знают, что на следующих выборах можно будет одержать победу ^[601]. Как мы помним, горбачевская политическая система не выдержала давления свободно избравшихся депутатов Верховного Совета СССР и в 1991 г. рухнула, открыв путь новому поколению политиков. Однако к середине 2000-х российские политические элиты научились успешно избегать непредсказуемости результатов выборов и использовать их для усиления своих позиций ^[602].

Электоральный период 2007–2008 гг. был особенно важен для Кремля. Это был переходный период для Путина, который терял главную политическую позицию в стране, оставляя президентское кресло преемнику. Учитывая важность этого события и череду революционных смен режимов постсоветских лидеров, произошедших за два-три года до того, Кремль и лояльные ему политологи больше всего опасались, что США захотят сменить режим и в России. Мысль об угрозе суверенитету превратилась в фактор сплочения разнородных групп населения, которые в той или иной форме поддерживали Путина. В результате трансфер 2008 г. прошел мягко, тем более что к этому располагала экономическая и политическая обстановка в стране, чего нельзя сказать о выборах 2011–2012 гг. Неожиданные уличные волнения в Москве и по всей России заставили Кремль вновь обратиться к антизападным теориям заговора как способу мобилизации населения. Начиная с 2012 г. конспирологическая пропаганда резко усилилась. Присоединение Крыма в 2014 г. лишь добавило мощи этой пропаганде, гарантировав переизбрание и Путину – как беспрекословному национальному лидеру, – и ведущим политическим партиям на следующих выборах.

Формирование образа Путина как центра политической системы стало главной задачей Кремля после 2005 г. Американский политолог Генри Хейл отмечает, что постсоветские режимы чрезвычайно зависимы от патронов, которые создают системы социальных связей, помогающих удерживать режим в балансе ^[603]. Наличие патрона гарантирует работоспособность этих социальных связей и предохраняет систему от развала в кризисные моменты. В России «нулевых» именно так и произошло с Путиным, превратившимся в главного модератора схваток между элитами и одновременно в икону популярной культуры ^[604]. Образы сильного Путина на рыбалке и охоте, с журавлями-стерхами и тиграми, иногда и окруженного молодыми девицами, были частью стратегии по пестованию путинского электората ^[605]. Валери Сперлинг обратила внимание на то, что чрезвычайная маскулинность образа Путина в «нулевых» имела целью четко обозначить те социальные группы, на поддержку которых рассчитывал Кремль на выборах. Имидж сильного и надежного защитника отечества обеспечил Путину высокую поддержку как на партийных выборах 2007 г., в которых он поучаствовал как председатель «Единой России», так и в межэлекторальные периоды ^[606]. Для достижения такого результата десятки известных людей непрестанно твердили, что Путин – герой современной России, спасший ее от неминуемого развала.